Мы провожаем уже второй год, который мировая экономика прожила под знаком борьбы с коронавирусом.
Никто да не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвёт мехи, и само вытечет, и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые, тогда сбережётся и то, и другое…
Евангелие от Луки, 5: 37–39
И хотя до победы над эпидемией ещё далеко, основные последствия кризиса уже выглядят очевидными. На мой взгляд, следует отметить два, но оба так или иначе работают на единый тренд — масштабное разделение мира, которое скоро станет очевидным.
Резервы против роста
Пандемия продемонстрировала совершенно разные ответы правительств отдельных стран на случившееся.
С одной стороны, власти США, ЕС, Великобритании, Швейцарии и Японии резко увеличили государственный долг, за счёт которого профинансировали расходы по поддержанию экономики "на плаву", в том числе и за счёт первой в истории массовой раздачи денег населению. Эта поддержка обошлась в 14–22 % ВВП, а если включить в неё некоторые общеэкономические программы 2021–2022 годов, то в 19–34%. С другой стороны, страны среднего уровня дохода ограничились весьма умеренной поддержкой бизнеса и граждан, составившей 1,5–4 %.
При этом страны первой группы понизили учётные ставки центральных банков до нуля (а некоторые и до отрицательных значений), тогда как вторые за период кризиса их скорее повысили. Расходящиеся пути финансовых систем стали первым важнейшим итогом кризиса.
Что это значит? Прежде всего то, что страны-эмитенты мировых резервных валют полностью отказались от ограничений их эмиссии (впервые рост долга США не сопровождался существенным увеличением объёмов их ценных бумаг в собственности иностранцев — из более чем $5,3 трлн прироста долга нерезиденты купили менее $1,3 трлн, а бóльшая часть облигаций была просто передана на баланс ФРС). Предложение денег стало практически безграничным — но на этом фоне курс доллара вырос ко всем мировым валютам, а вовсе не упал до нуля, как десятилетиями обещают нам М. Хазин и его последователи. Но главное даже не в этом: увеличив долг на $5,3 трлн, правительство США спровоцировало гигантский приток средств на фондовый рынок и в другие американские активы (недвижимость, бренды и т. д.), в результате чего только увеличение суммарной капитализации публичных компаний составило около $12,4 трлн. То есть национальное богатство существенно выросло при рекордном росте госдолга.
Ничего подобного в развивающихся странах отмечено не было — более того, они продолжали пытаться хвататься за "соломинку" накопления резервов, стратегию, которой следовали с 1998 года. В конце 2021-го около 81% активов Банка России составляли резервы в золоте и иностранной валюте, в то время как у Европейского Центрального банка таковых было лишь 12,9%, у ФРС — 3,4%, а у Банка Англии — 3,2%. Накопление резервов останавливает экономический рост (с 2014 года в России он составляет около 1% в год), но при этом не спасает от девальвации национальной валюты (за последние 20 лет рубль обесценился по отношению к основным "ничем не обеспеченным валютам" в среднем в 3 раза).
Возможность бесконтрольного заимствования правительствами ведущих стран и увеличение национального богатства в условиях роста долга означает формирование в мире островков совершенно новой экономической реальности. 2020-е годы станут временем освоения этой новой модели и, следовательно, периодом бурного роста "коллективного Запада" на фоне отставания всё более замыкающейся в себе "периферии" (стоит отметить, что даже Китай, являвшийся долгое время опорой и "движителем" глобализации, сейчас делает ставку на стратегию "двойной циркуляции", или, говоря по-нашему, самодостаточности).
До конца десятилетия индекс Dow Jones пробьёт 100 тыс. пунктов, а периферийные индустриальные и сырьевые страны столкнутся с существенным оттоком капитала, так как финансовые рынки Запада станут приносить самую высокую доходность. Противопоставить что–либо США и другим западным странам периферия окажется не в состоянии: стремление авторитарных правительств контролировать экономику не предполагает наличия в этих странах свободно конвертируемой валюты (в России задача добиться конвертации рубля была поставлена властью в 2003 году, но с тех пор по этому пути не было сделано ни шага).
Фактор катастрофы
Кроме того, в начале 2020-х годов серьёзно заявила о себе неуглеродная экономика — и речь не столько о пресловутой декарбонизации, сколько о развитии информационного сектора, оказывающего всё меньшее влияние на окружающую среду. Этот новый тренд проведёт границу между миром, который сокращает потребление первичной энергии, и миром, который его наращивает. К первому пока относятся только Европа и США, сократившие данный показатель на 10–12 % и 4–6% от зафиксированных в начале 2000-х годов максимумов, ко второму — все остальные страны (Китай, например, нарастил потребление энергии в 3,4 раза с 2000 года). Идеология противостояния глобальному изменению климата (я осознанно не говорю, насколько правдоподобной является сама концепция обусловленности его деятельностью человека) делает неизбежными высокую отдачу вложений в новые технологии (компания Tesla подорожала за последние 2 года почти в 18 раз и стала шестой по капитализации корпорацией в мире) и ограничения, вводимые властями развитых стран на импорт продукции с высоким "углеродным следом" (вводимый странами ЕС дополнительный налог на импорт таких товаров обойдётся российским металлургам в $1,2–1,3 млрд в год начиная с 2026-го). Данный тренд дополнит предшествующий — ведь в развитых странах несложно увеличить государственный долг ещё на 15–30% ВВП, чтобы при нулевых ставках профинансировать переход экономики на новые рельсы, да ещё и компенсировать населению сопутствующее подорожание товаров и услуг, тогда как для развивающихся стран снижение спроса на сырьё и дешевую, но не обязательно экологичную индустриальную продукцию означает катастрофу.
Дополнительным фактором масштабного расслоения станет и продолжение информационной революции — капитализация hi-tech компаний будет расти непропорционально (в середине 2006 года, напомню, "Газпром" стоил дороже, чем Microsoft, а сейчас рыночная стоимость российской компании составляет менее 4,5% американской), а основной ценностью станет социальный капитал пользователей глобальных информационных сетей (в то время как китайские или российские корпорации выстраивают сети, ориентированные почти исключительно на этнических китайцев или русскоговорящих).
Богатство в "постпандемийном" мире будет всё в большей степени концентрироваться в основных экономических центрах "развитого" мира. "Холодная война" между Китаем и США закончится приблизительно так же, как и "холодная война" СССР и Запада, причём прежде всего по тем же экономическим, а не военно-политическим причинам.
Новый уклад
На мой взгляд, особенность 2020–2022 годов состоит прежде всего в том, что мир столкнулся с пандемией коронавируса в момент, когда он стоял на пороге очередного циклического кризиса, из которого неминуемо должны были родиться новый хозяйственный уклад и новая финансовая архитектура, становление которых началось в конце 1960-х с приходом постиндустриального общества и разрушением основанной на привязке доллара к золоту Бреттон-Вудской системы. Ужас вселенского мора, с одной стороны, ускорил ожидавшуюся трансформацию (вынудил быстрее внедрить новые финансовые технологии и совершить скачок в сфере диджитализации) и, с другой стороны, заставил многих поверить, что кризис последних лет стал очередным циклическим кризисом глобальной экономики, каковым он, конечно же, не является. Надежды на то, что после пандемии всё "вернётся на круги своя", что очередное оживление экономики станет "приливом, который поднимает все лодки", а временное закрытие границ сменится буйством миграции и мультикультурализма, скорее всего, не сбудутся. Мир превратится в достаточно чётко разделённое пространство, где финансово самодостаточные, экологически продвинутые и всё более богатые страны окажутся отделены от зависимых от товарного экспорта, лишённых доступа к дешёвым ресурсам развития и всё более "локализующихся" отстающих.
Расколотая цивилизация, о которой я писал более 20 лет тому назад, стремительно становится "новой нормальностью".
России, если она хочет вписаться в этот новый дивный мир, следует не отмахиваться от происходящих сдвигов и не надеяться на то, что нынешнее повышение цен на нефть решит все её экономические проблемы, а пребывание в китайском "обозе" позволит въехать в побеждённый Вашингтон; нам нужно беспристрастно анализировать происходящее и стремиться вписаться в изменившиеся условия с минимальными потерями. Что, я думаю, будет очень непросто сделать…
