У российского начальства сложное отношение к паре "рубль — доллар". Нынешняя экономическая политика — вообще "дочь ошибок трудных" и "парадоксов подруга", мог бы сказать Пушкин, услышав, как руководство страны жонглирует терминами "макростабильность на макроуровне макрорегулятора".
Макростабильность здесь такая. Рубль — это региональная валюта экспортозависимой периферийной экономики, которая после некоторого периода равновесия по отношению к доллару стабильно девальвируется примерно каждые 5–6 лет. Так было в 2008 и 2014 годах, а теперь настал 2020 год, рублю пора дешеветь.
Начальники не врут, когда говорят, что рубль не так уж зависит от цен на нефть. Зависит он, конечно же, не столько от цены барреля Urals как таковой, сколько от общего объёма экспортной выручки и размера той части выручки, которую хозяева страны планируют оставить себе, и той части, которую они вынуждены потратить внутри страны — на инвестиции в добычу ресурса, оплату вооружённых наёмников, покупку политической лояльности, в общем, на всю сдачу копейки с рубля.
Зарабатывает начальство в долларах, а тратит в рублях, поэтому стратегически российским владельцам экспортного ресурса хочется, чтобы рубль — по отношению к доллару — был подешевле.
Правда, сделать рубль чем–то вроде нигерийской найры (а Нигерия ведь тоже энергетическая сверхдержава, если вы не знали) начальство пока не рискует. Дело в том, что выученное девяностыми население воспринимает падение курса рубля как свидетельство проблем в экономике и бежит запасаться валютой и товарами.
В розничной торговле не менее 35% товаров и продуктов — импортные. Ещё часть товаров изготовлена на импортном сырье или материалах или на импортном оборудовании, купленном на валютный кредит. То есть наши покупки в торговых центрах и супермаркетах на 40–50% обеспечиваются импортом. В расходах людей доля товаров и продуктов составляет почти две трети. Так что можно сказать, что от четверти до трети наших расходов — это оплата импорта. А значит, падение курса рубля даже на 4% сокращает доход россиян минимум на 1% (на самом деле больше, но не будем крохоборничать). С начала года рубль потерял около 30% стоимости, съев 7–8% от доходов россиян.
Где же начальство видит в этой ситуации стабильность? У него своя логика. Ещё в 2006 году д.э.н. Андрей Белоусов в статье "Сценарии экономического развития России на пятнадцатилетнюю перспективу", опубликованной в журнале РАН "Проблемы прогнозирования", объяснял, что "увеличение слоя населения, составляющего “средний класс”, и его революционизирующее воздействие на стандарты потребления и модели" влечёт за собой "риски для России", такие как "переключение спроса на качественные импортные товары, снижение роли низких цен как фактора конкурентоспособности и сужение ниш рынков, занимаемых российскими товарами", а также "рост притязаний на увеличение оплаты труда, превышающий возможности компаний для повышения производительности труда".
То есть, если люди будут жить лучше, они не будут покупать товары "отечественного товаропроизводителя", сокращая доходы отечественной олигархии.
Сейчас доктор Белоусов — главный по экономической политике, и вот уже его подчинённый министр Мантуров, рассуждая о падении курса рубля, говорит: "Это круто" — и объясняет, что такая ситуация чрезвычайно благоприятна для российских компаний, которые "не сильно зависят от импорта".
Правда, министр не уточняет, что единственный внутренний компонент цепочки создания стоимости, который действительно подешевел, — это труд. Выраженная в долларах стоимость рабочего часа россиянина стала дешевле, доля издержек на зарплаты в стоимости экспортной продукции снизилась, и ни о каком "переключении спроса на качественные импортные товары" речи быть не может. Тем более, по данным проекта SberIndex, потребительские расходы россиян сокращаются каждую неделю.
Меньше денег у людей — меньше спроса на импорт — меньше спроса на валютную выручку, которой не хватает, — по данным ЦБ РФ, приток валюты от продажи углеводородов за рубеж держится на минимальных уровнях с 2004 года.
Однако рост курса доллара, снижение доходов и потребления позволяют не только сохранять валютную выручку, но и эвакуировать её за рубеж: "Среднесрочный прогноз Банка России" предполагает, что отток капитала в 2020 году составит $53 млрд. Вот это и называется макростабильность.
