Сюжет всем уже известен: сын олигарха, молодой мажор, потерял совесть, бьет дорогую посуду, нарушает правила дорожного движения и вообще. Отец решает изощренно проучить его, "отправив" на перевоспитание в XIX век, в роли холопа, в крепостную Россию (для чего будет построена целая деревня с привлечением известного количества актеров и реквизита). Оставим в стороне нереалистичность исходного конфликта: много ли мы знаем историй о том, как олигарх в России задумывается о перевоспитании собственных детей? Зато в курсе того, как отпрыски богатых родителей (и вовсе не только олигархов) наследуют не только состояния, но и должности. Однако даже это "наследственное право", как ни парадоксально, можно считать более действенным способом "перевоспитания" — по крайней мере оно ставит мажора в рамки и требует минимальной ответственности.
Но примем все же логику авторов фильма: допустим, у нас такой вариант "беспутного сына", вроде столичных стритрейсеров–мажоров, скандалы с которыми пару лет назад так волновали общество. Вероятно, есть какая–то воспитательная логика в том, чтобы лишить сына не только материального, но и символического статуса, из "высших" перевести в "низшие", — в сущности, обычный сюжет в духе "Принца и нищего". Но как может смена не просто социальных обстоятельств — но именно исторических — повлиять на изменение личности? Как может во всех смыслах более отсталый (и бесправный, что самое важное) общественно–политический строй (самодержавие) "научить" универсальному — уважению, любви и прочему? Как насилие (в бутафорской деревне героя по–настоящему секут) может пробудить совесть? Все эти посылы авторов совершенно алогичны и сообщают нам только об одном. Постсоветский режиссер, продюсер, актер в большинстве своем так до сих пор и не определились с ответами на ряд важнейших вопросов: что такое рабство, что такое свобода и почему она лучше несвободы. И поэтому любое российское кино имеет такую хлипкую моральную и мировоззренческую базу.
И вдобавок ко всему это комедия. Поразительно, что единственной реакцией постсоветского кино на фундаментальные вопросы является глумливый смех. То есть, когда на голову бывшего мажора опускается барский или приказчицкий сапог или когда его собираются вешать за попытку побега, это, стало быть, повод для смеха? При этом тема крепостничества, его влияния на формирование общественных привычек и инстинктов у нас до сих пор не осмыслена, не отрефлексирована, ни на экране, ни в литературе — в отличие от Голливуда. Важнейшие, опять же, вопросы — о насилии, о несвободе — за последние 30 лет в массовом искусстве никак и никем не были поставлены. Зато мы легко шутим на эту тему. Еще чаще готовы шутить о других народах и странах — о том, какие они дураки, медлительные или вообще отсталые. Все это позиция совершенно инфантильная, подростковая — но именно на утверждение ее и тратятся, так сказать, государственные миллионы.
Извинить авторов могло бы разве то, что, собственно, само российское кино находится сегодня в положении главного героя "Холопа" и фильм, стало быть, можно понимать как горькую жалобу режиссеров и продюсеров на свое полузависимое существование, которое компенсируется внешним роскошеством. Ну что ж, как говорилось в одной рекламе, вы этого достойны.
