Дом самого богатого человека в Петербурге должен был, несомненно, выделяться среди других построек на той же улице. Но чем? Выше других он быть не мог: в Северной столице было запрещено строить здания больше царского дворца. Сыграть можно было только на оформлении. И вот на углу Невского и Малой Морской среди аккуратно оштукатуренных буржуазных построек пастельных цветов вырос не то средневековый замок, не то венецианский дворец, облицованный серым гранитом. Заказчику, банкиру Вавельбергу, не понравилась в новом строении только одна деталь: на входной двери была прибита табличка "Толкай от себя". Ее он потребовал немедленно заменить.
История клана
История банкирского дома Вавельбергов, одного из самых могущественных в России конца XIX века, похожа на старую байку о счастливом пенни, сделавшем бедняка миллионером. Основатель его, варшавский еврей Гирш Генрих Вавельберг, служил младшим письмоводителем в банковской конторе. Однажды постоянный клиент конторы — а им был не кто иной, как министр иностранных дел Российской империи Карл Нессельроде, — обратил внимание на расторопного, но бедновато одетого служащего и предложил ему небольшую для чиновника высочайшего ранга, но огромную для еврейского юноши ссуду. С нее–то все и началось.
На одолженные у министра деньги Гирш Генрих в 1846 году открыл в Варшаве небольшую обменную контору. Дела быстро пошли в гору — Нессельроде не ошибся, у юноши и правда был талант. Всего через 2 года Гирш и его брат Ипполит зарегистрировали банкирский дом "Братья Вавельберг". Основной деятельностью банкиров стало, как сейчас бы сказали, микрокредитование средней руки торговцев, владельцев лавок. Лет через десять филиалы банкирского дома работали в Вене, Львове, Познани, Вроцлаве, а в 1870–м и в столичном Петербурге.
Финансовый гений
Петербургский банк "Вавельберг" быстро разросся и превратился сперва в торговый дом с штаб–квартирой в престижном доме на Невском, 25, а потом и вовсе в целую торговую империю. Наследником прибыльного дела стал сын Ипполита — Михаил. И если отец его и дядя были очень талантливыми людьми, то Вевельберг–младший оказался просто каким–то финансовым гением. Да еще и весьма неплохо образованным. К его услугам как бизнес–консультанта, способного предложить нетривиальную, но не рискованную схему инвестиций или идею развития бизнеса, обращались самые высокопоставленные особы. Неудивительно, что к концу первого десятилетия ХХ века возглавляемое Михаилом Ипполитовичем кредитно–финансовое учреждение, сменившее название на Петербургский торговый банк, встало в один ряд с крупнейшими банками России, а сам он приобрел славу самого богатого человека столицы.
В 1910 году Михаил Вавельберг приобрел участок земли на углу Невского и Малой Морской и объявил конкурс на строительство центральной резиденции для себя и своего бизнеса.
Конкурс выиграл молодой архитектор Мариан Перетяткович, предложивший проект дома, максимально выделявшегося среди окружающей застройки. В ходе строительства не обошлось без скандала: часть участка, предназначенного под строительство, занимал ресторан "Византия", владельцы которого не хотели съезжать до истечения срока аренды.
Молодой банкир попросту выжил рестораторов с земли: отключил им электричество, перекупил предназначенные для заведения дрова, перед входной дверью велел вырыть яму, да еще нанял бандитов, повыбивавших все окна. За эти проделки ему пришлось даже отсидеть 10 дней в тюрьме, но зато владельцы кабака вынуждены были уехать.
В результате на Малой Морской, 1, и появился мрачноватый, но великолепный пятиэтажный особняк: на первом этаже размещался банк, в бельэтаже квартировал сам Вавельберг, а квартиры выше сдавались, причем весьма недешево.
После революции банковское помещение не осталось невостребованным. Чего здесь только не было, и все так или иначе имело отношение к финансам: сберкасса, топливно–энергетическое управление горисполкома, центральные кассы "Аэрофлота".
Да! Что касается той таблички на двери, о которой речь шла в самом начале рассказа. Согласно городской легенде, Вавельберг–младший велел переставить дверь так, чтобы та открывалась наружу, а на табличке написать: "Тяни на себя". Толкать от себя было не его принципом.
