Футбольный чемпионат не дает экономической отдачи, но подтверждает серьезность намерений страны участвовать в глобальном разделении труда.
Девяносто лет назад Остап Бендер рассказывал потрясенным жителям города Васюки, как обогатиться на организации международного шахматного турнира. "Мой проект гарантирует вашему городу неслыханный расцвет производительных сил", — утверждал великий комбинатор. Что уж говорить о турнире футбольном!
Но чемпионат мира по футболу не такой уж прибыльный бизнес, каким кажется. Разумеется, кому война, а кому мать родна, говорит русская пословица, нам не привыкать. Однако у экономистов нет положительного ответа на вопрос о пользе Кубка мира FIFA как коммерческого проекта. Чемпионатом, к слову, этот турнир называют только в России.
Впервые посчитать экономическую отдачу от Football World Cup взялись немецкие профессора Флориан Хан и Вольфганг Манинг. В их распоряжении была деловая статистика турнира 1974 года, в Германии и состоявшегося. Статистика была свежая, достоверная и по–немецки скрупулезная. В то время общим местом было утверждение, что проведение крупного спортивного состязания создает рабочие места для всех, кто причастен к его организации. Это экономисты и проверили.
Результатом стало исследование Employment effects of the Football World Cup 1974 in Germany, доказавшее, что организация Кубка мира не дала "среднесрочных и долгосрочных эффектов занятости, которые существенно отличались бы от нуля". В лучшем случае речь могла идти о краткосрочном спросе на рабочую силу с квалификацией "прими–подай".
Закончился турнир — закончился и спрос. А сама по себе спортивная инфраструктура почему–то не стала драйвером экономики и генератором повышенных зарплат.
Исследование сделало Хана и Манинга звездами спортивной экономики. Спустя 30 лет те же самые исследователи решили изучить трудовые итоги Кубка мира — 2006, также организованного на немецкой земле. Исследование приняло широкие масштабы, в нем использовались новые экономические модели и значительно более подробные статистические данные, но… Результаты оказались теми же самыми: ни Кубок мира, ни вообще какой–либо крупный турнир не оказывает на долгосрочную занятость и доходы людей какого–либо влияния.
А как же быть с грандиозным туристическим потоком? Никак. Иностранные болельщики купили около миллиона билетов на матчи Кубка мира в России. Но между количеством проданных билетов и количеством туристов, их купивших, нет знака равенства. Как правило, болельщик приобретает не менее трех билетов.
Да, в Россию на короткий срок приехало несколько сотен тысяч иностранцев. Для нашей страны это много, хотя Лондон без всяких турниров принимает по 800 тыс. зарубежных гостей еженедельно. Но статистика крупных соревнований также показывает, что сам по себе турнир не увеличивает числа гостей страны. Просто вместо обычных туристов приезжают болельщики.
Кстати, болельщик (не только иностранный) обошелся России довольно дорого. С учетом издержек на строительство спортивной инфраструктуры стоимость каждого посетителя матча достигла почти $4700, а расходы только на возведение самих спортивных объектов составили $4,2 млрд.
Можно ли говорить о том, что эти издержки обернулись какой–то прибылью? Ну, не внакладе осталась FIFA и ее спонсоры, которые на время чемпионата имеют безналоговый статус.
По независимым оценкам, $6 млрд превысит выручка FIFA от Кубка в России — столько денег держатели прав на этот турнир не зарабатывали никогда. А что же останется стране–организатору?
Единственный экономический показатель, рост которого наблюдается после проведения крупного турнира, — это размер внешнего экспорта, скажут ученые Эндрю Роуз и Марк Шпигель, представляющие Калифорнийский университет и Федеральный резервный банк Сан–Франциско. Статистика не врет: если у вас был крупный турнир — у вас будут продажи на мировых рынках.
Так что же, Бендер был прав, обещая жителям Васюков, что отныне деньги они будут только "получать!"? Не совсем, скажут Роуз и Шпигель. Статистическая зависимость здесь обратная.
Либерализация внешней торговли и интеграция в мировую экономику тянут за собой и организацию крупных турниров — как подтверждение серьезности намерений страны участвовать в глобальном разделении труда. А уж какую форму примет такое разделение — это отдельный вопрос.
