Угон в никуда. Фильм "Заложники" режиссера Резо Гигинеишвили

 

Выражение "нейтральная камера" в общем–то стало штампом, его часто употребляют к месту и не к месту. По–настоящему важно это определение лишь применительно к небольшому количеству фильмов. "Заложники" — как раз такой случай, и это в первую очередь заслуга оператора Владислава Опельянца.
Захват и попытка угона самолета "Ту–134" в Турцию из Тбилиси произошли в ноябре 1983 года: в результате погибли семь человек, а почти все, кто пытался угон осуществить, были затем расстреляны по приговору суда.
Даже спустя много лет эта история поражает прежде всего не столько жестокостью, сколько абсурдностью — не в этом ли ее разгадка?.. Банальностью стало упоминание о том, что все угонщики принадлежали к числу золотой молодежи, которые даже в СССР могли позволить себе вполне комфортное "бегство".
Первая часть фильма знакомит нас с этим миром — и тут мы сталкиваемся с первой неожиданностью: жизнь привилегированной части советского общества снята словно через мутноватое бутылочное стекло — такой взгляд сильно отличается от той розоватой безоблачности, к которой нас приучил сериальный формат за последние 17 лет.
Никакое веселье и молодость героев не могут скрыть от нас общей "банальности абсурда", перефразируя Ханну Арендт.
Не то чтобы режиссер оправдывает угонщиков — с любой общечеловеческой точки зрения они совершили преступление, из–за них погибли ни в чем не повинные люди, скорее он пытается найти какую–то систему, "логику" в их поступках — и не может ее найти. И именно этот повисающий знак вопроса, как ни странно, расширяет поле для трактовки трагических событий.
Вторая часть фильма — собственно захват самолета — происходит, по меркам современного российского кино, молниеносно и опять же подчеркнуто бессмысленно — никакой даже согласованности в поведении угонщиков с самого начала нет; в фильме, впрочем, частично показана и абсурдность действий республиканских властей. Но что важно: режиссер совершенно не эксплуатирует насилие в кадре. Тут же ты припоминаешь, что на месте Резо Гигинеишвили большинство российских режиссеров сделали бы акцент в этой истории именно на насилии — растянули бы его максимально по времени и тянули бы из него, так сказать, все соки и жилы; но режиссер менее всего хотел бы сделать блокбастер. Напротив — он словно бы отшатывается в ужасе от происходящего, словно не желая лишний раз травмировать зрителя. Сам захват самолета группой "Альфа" (и освобождение заложников), который в реальности продлился 4 минуты, мы даже не увидим, а лишь услышим через переговорное устройство, штурм умещается в две–три сухие фразы. И — все.
Тема эта для Грузии до сих пор болезненная, живы еще свидетели и даже некоторые участники. В России сегодня эта история кажется чужой. Но реакция на фильм, как ни странно, примерно одинаковая: и там и тут режиссеру чаще всего задают вопрос: что он этим фильмом хотел сказать. Но в этом, вероятно, и заключалась цель фильма — создать не повествование, не "ответы", а пространство рефлексии. Это попытка понять непонимаемое, внелогичное, буквально попытка вскрыть содержимое банки с воздухом.
Фильм напоминает одновременно и спиритический сеанс — попытку поговорить с духом времени. Это всегда заканчивается неудачей для живых, но для художественного произведения именно постановка неразрешимой задачи и является самым верным решением.