Ничем вроде бы не похож новейший "Губернатор" Андрея Могучего на недавнюю премьеру "Приюта комедианта" — "Смерть Тарелкина" в постановке Семена Серзина. В БДТ — сосредоточенное путешествие по психическому ландшафту палача, в "Приюте комедианта" — "комедия-шутка" (следуя авторскому определению Сухово-Кобылина) о мелких жуликах-чиновниках, разыгранная как декадентский балаган. Там — грозный отзвук Кровавого воскресенья в рассказе символиста Леонида Андреева. Тут — впечатления богатого и образованного дворянина от столкновений с российской пенитенциарной системой, переданные живейшей достоверности языком, этакий "театр.док" XIX века.
Чтобы увидеть одно — но поражающее — общее место обоих спектаклей, нужно дожить до второго акта "Смерти Тарелкина". Главное — надеяться, что бодрая и мрачная буффонада вокруг подставных похорон, тухлой рыбы и украденного компромата приведет-таки к ответу на простой вопрос: зачем Семену Серзину — мастеру управляться с современной злободневной драматургией — понадобилось ставить комедию 1869 года?
Общее место для "Губернатора" и "Тарелкина" — казенное присутствие, полицейский участок. А там стены, крашенные до уровня глаз блеклой зеленоватой краской, с непременной тонкой полоской не в тон, которая отделяет грязную зелень от грязной белизны, переходящей в потолок. Эти стены знакомы всем нам, обивавшим пороги госучреждений с любыми мутными аббревиатурами вместо названий, заводских отделов кадров, больниц, советских школ и детских садиков. Эти мутно-зеленые, с облупившейся краской стены сжимает вокруг Губернатора художник БДТ Александр Шишкин. Этими же стенами София Матвеева перегораживает и без того не слишком просторную сцену "Приюта комедианта". Вместе с омерзительной зеленью до уровня глаз в театре неминуемо сгущается атмосфера унылой бесчеловечной рутины с непременным запашком то ли немытых тел, то ли капустного супа, которым тянет из-за угла. Что это за вековечный ГОСТ такой, столетиями заставляющий красить казенные дома, подъезды и парадные одним и тем же способом, мертвящим все живое?
И да, в этих стенах не до балагана — что известно каждому, кто попадал в колеса госсистемы. И балаган в "Смерти Тарелкина" мгновенно прекращается, наступает просто смерть. Пристав, квартальный надзиратель, писарь разодеты по форме XIX века (вот и в "Губернаторе" все тоже в исторических костюмах), но это нисколько не дезориентирует зрителя. Все, что мы видим, происходит здесь и сейчас, не в театре, на самом деле и по всей стране. Мелкого мошенника обвиняют в преступлении государственной важности. Степень реалистичности обвинения не имеет значения: вурдалак — так вурдалак. Доказательная база неважна. Показания выбивают. Пытают жаждой. Свидетелей подкупают. В лечении подследственному отказывают. Произведенный в следователи рядовой зарабатывает "палку" и нацелен раскрыть всероссийский заговор, арестовав для этого хоть полстраны. Серый кардинал всего происходящего, генерал в штатском Варраввин в конце концов получает у измученного Тарелкина украденные компрометирующие письма. У Сухово-Кобылина он жертву отпускает. У Семена Серзина — нет.
Артисты во втором акте "Смерти Тарелкина" плотно прилегают к ролям, как в хорошем кино. В первом действии (сочтем его прологом к собственно спектаклю, короткому и страшному, как обычная жизнь) они совсем другие. Внезапность перевоплощения оглушает. Гуттаперчевый зловещий Пьеро с вечно высунутым языком, Евгений Анисимов превращается в кукловода с незапоминающимся лицом и оловянными глазами. Жизнерадостный карикатурный силач в полосатом трико — Андрей Вергелис легко оборачивается тупым и целеустремленным мучителем. Ну, а Олег Сенченко — Тарелкин-горлум, отвратительный воришка, не вызывающий ни малейшего сочувствия, — становится просто куском трепещущего человеческого мяса (и, наверное, души). В "Губернаторе" смерть совершается внутри героя, в "Тарелкине" она вершится с ним. Вот и вся, по большому счету, разница между двумя столь непохожими спектаклями. Бесчеловечная машина власти, спускающая крючок убийства, та же самая. Мы ее знаем в лицо. И ведь что самое неприятное: ни в БДТ, ни в "Приюте комедианта" не несут отсебятины, все — до междометий и оговорок — прописано у авторов, в 1905 и 1869 годах. Ничего не изменилось.
