Обозреватель Андрей Архангельский, посмотрев очередной фильм про приключения Джейсона Борна, рассуждает о том, почему создателям бондианы проще, чем создателям борнианы.
Делать продолжения фильмов–боевиков тяжелее, чем начинать: мы имеем в качестве примера историю с предшественником "Борна" — Джеймсом Бондом. Авторы бондианы, которая продолжается уже 40 лет, сегодня двигаются в сторону усложнения и психологизации героя — судя по последним сериям с Дэниэлом Крейгом. Но Бонду проще, чем Борну в исполнении Мэтта Дэймона: несмотря на трудности с руководством и опалы, он всегда служит Британской империи.
У Борна (первая серия вышла в 2002 году) все сложнее: поначалу он не знает, кто он на самом деле, и по ходу действия борется не столько с другими, сколько с самим собой. Постепенно он превращается в бунтаря — против системы, которая его породила. Ну а дальше–то что? Единственный оставшийся для него путь — парадоксальный: помогать стране и миру вопреки спецслужбам. Идея вполне в духе времени (вспомним хотя бы Сноудена), но авторам приходится каждый раз перезагружать историю Борна: так, в нынешнем фильме появляется отец Борна, что вроде бы все "окончательно объясняет".
Вопрос: "Кто я?" — для суперагента только на первый взгляд кажется надуманным: в век технологий каждый вынужден задавать себе этот вопрос, поскольку наше "я" от нас все время ускользает. Когда Борн в новом фильме говорит напарнице: "Я пытаюсь спасти только самого себя", это не позерство. Чтобы понять, за что воевать, нужно сначала понять, кто ты. Шпионская история таким образом превращается в экзистенциальную: каждый человек в этом смысле сегодня — секретный агент для других и, главное, для самого себя. Вопрос: "Кто я?" — неизбежно порождает вопросы: что такое государство? Что такое интересы страны? Что такое родина? В этом смысле мы имеем глобальный пересмотр отношений с миром. Фоном тут еще служит работа режиссера Гринграсса с массовкой. Толпа людей является в "Борне" вторым главным героем боевика: она тут многогранна, она протестует или же просто слоняется по магазинам, не догадываясь о том, что является единственной возможностью раствориться, скрыться от всевидящего ока спецслужб.
Заметим, создатели фильма вовсе не боятся противопоставлять интересы спецслужб и интересы родины — это в своем роде невозможная крамола для российского кино. Уже второе поколение ЦРУ пытается перевоспитать Борна и вернуть его в лоно. Ближе к финалу в фильме звучит фраза: "ЦРУ принесло тебе много зла. Но теперь ты должен выбирать: ты с родиной или против?" Этот вопрос хорошо знаком советскому, а теперь и постсоветскому зрителю, ответ подразумевается: раз тебя таким сделали, вырастили, вскормили, научили вырубать врагов и водить машины — значит, ты наш и служишь нам, и выбора у тебя нет, родина — это и есть мы. Но на Борне этот сюжет дает сбой. Человек, который задает такой вопрос Борну, за пять минут до этого обсуждал со своим начальством "либо мы с Борном договоримся, либо мы его уберем".
Выясняется, что Борн каким–то образом сумел записать этот разговор и вместо ответа просто дает еще раз прослушать эту запись начальнику. То есть Борн дает понять, какова цена всем этим высоким словам. И поэтому опять уходит один — и без ответа.
