Если уж в Петербурге появляется мост Ахмата Кадырова, то почему бы не появиться и мемориальной доске Карла Маннергейма, решили, видимо, власти. А вот зачем горожан внезапно решили попросить помучиться над историческими задачками - вопрос.
В Петербурге одновременно стало известно о появлении мемориальной доски в честь маршала Карла Густава Маннергейма на Захарьевской улице и моста через Дудергофский канал имени экс-президента Чечни Ахмата Кадырова. То есть слышно об этих событиях было давно. О мосте Кадырова вообще сложно было не услышать. Установку доски Маннергейма обсуждали не так долго и активно, но тоже, в общем, не сюрприз. Тем более что и то и другое в городе уже пытались организовать пару лет назад. Не получилось, то есть о резонансе инициаторы были прекрасно осведомлены. Но почему-то, видимо, это для властей вопрос принципа - чтобы в Петербурге непременно были увековечены имена Карла Маннергейма и Ахмата Кадырова.
Обе инициативы похожи, во-первых, тем, что появились как будто из воздуха. У Маннергейма, конечно, день рождения как раз 16 июня по новому стилю, но не сказать, что его память где-то на острие повестки дня. А те, кто вроде бы должен нести ответственность за эти, назовем их так, объекты, от авторства идеи открещиваются и ответственность на себя брать не хотят. Во-вторых, и установка доски, и наименование моста вызвали в городе брожение умов и недовольство. Хотя мост взволновал горожан больше - и митинг провели, и подписей под сотню тысяч собрали. Но и недовольных Маннергеймом тоже хватает. В-третьих, обе идеи как будто спущены сверху.
Карл Густав Маннергейм, как уже, наверное, всем известно, сначала был офицером российской императорской армии. Потому что жил в Финляндии, входившей до революции в состав Российской империи. Участвовал и в русско-японской войне, и в Первой мировой, и воевал хорошо. Георгиевский кавалер. Претензий к нему не было. Претензии появились позже, когда к тому времени уже маршал руководил финскими войсками, воюя на стороне Гитлера и участвуя в блокаде Ленинграда.
Ахмат Кадыров, наоборот, сначала воевал против России во время первой чеченской кампании. И даже объявлял джихад, потому что был верховным муфтием Чечни, и призывал убивать как можно больше русских. А потом решил, что это все-таки непродуктивно, и лучше с русскими замириться. Перешел на сторону, как тогда говорили, "федералов", и в итоге, в общем, стал первым президентом Чеченской республики. Через год его взорвали те, кто счел Ахмата Кадырова предателем.
Фигуры то есть неоднозначные. Некоторые, например, говорят, что Карл Маннергейм не виноват, потому что незадолго до Великой Отечественной войны СССР напал на Финляндию и отвоевал немалый кусок земли, поэтому Маннергейм имел моральное право попытаться вернуть статус-кво, Гитлер же просто под руку подвернулся. То есть воевал только потому, что на него с самого начала напали, а ля герр ком а ля герр. А атаковать Ленинград он отказался, проявив благородство. И фотография Николая II у него, говорят, до конца жизни на столе стояла, таким уж он остался патриотом империи. Тут его хорошо бы поняла прокурор Крыма Наталья Поклонская.
Оппоненты отвечают, что фотографии фотографиями, а раз воевал вместе с Гитлером, то и разговоров быть не может. Засчитываются, выходит, только последние поступки. Хотя после войны у СССР к Маннергейму вопросов тоже не было. Его даже судить не стали. Румынского маршала Антонеску, например, казнили. Возможно, Сталин в глубине души чувствовал, что все-таки не очень хорошо поступил с Финляндией.
С союзниками Гитлера вообще все непросто. Уж очень у него их было много. Антонеску расстреляли, а Хорти - нет. Или, скажем, в Индии был такой Субхас Чандра Бос, который тоже сотрудничал с Гитлером против Британии. В Индии он тем не менее считается национальным героем и борцом за независимость, и никого в России это не волнует. Потому что с Индией у нас хорошие отношения. А вот с Украиной плохие. Потому и Степан Бандера считается символом зла. С Финляндией у нас тоже хорошие отношения, и Карл Маннергейм в целом никого особенно не интересует.
В 1939 году обороной Финляндии руководил, кстати, тот же Карл Маннергейм. То есть сейчас на Захарьевской открывается доска в память побежденного, причем дважды, противника. Это тоже не самое распространенное явление.
С другой стороны, мемориальная доска - это не мост. На карте не появляется. Она ничего не именует в чью-то честь, а просто напоминает, что здесь в таких-то годах жил и работал имярек. Можно, например, понять это и как напоминание финнам о том, что, мол, ваш национальный герой - он вообще-то наш человек, это мы вам такого воспитали, а потом сами и победили. Тут даже имперский оттенок в идее появляется. Если у инициаторов установки проблемы с аргументацией, то можно, например, такую использовать. Мостом Ахмата Кадырова власть хочет сказать примерно то же самое - что он не побежденный, а в первую очередь наш человек. И бурная реакция объясняется именно этим. У нас-то многие думали, что мы тогда победили, а оказывается - нет, замирились.
Впрочем, все это все равно не помогает ответить на вопрос: зачем властям понадобилось так внезапно заставлять горожан мучиться новыми историческими и этическими вопросами, притом что мы и со старыми еще не разобрались, и что они хотят нам сказать. Возможно, это просто неуклюжие попытки реализовать идею всеобщего примирения или красивый жест, чтобы финны, например, активней настаивали на отмене санкций. А может быть, кому-то в Кремле пришло в голову, что очень уж у нас стало скучно: ларечники не протестуют, с разрушением исторических зданий тоже вроде более-менее устаканилось, а уровень протестных настроений замерять как-то надо. Ведь спорить о давно ушедших в мир иной деятелях куда безопасней, чем обсуждать современных нам правителей.
