Лев Лурье: о тех, кто был никем и стал всем

Автор фото: Анатолий Седельников/ТАСС

Детям криминальной революции исполняется по полтиннику. Как и их сверстникам, в бандитизме не замеченным, — большинству крупных российских предпринимателей. Все они — порождение революции 1991 года. Именно эта страта закрепилась на командных высотах экономики при Путине.

Замечательная книга Евгения Вышенкова "Крыша Петербурга. Устная история рэкета" завершается аннотированным списком действующих лиц — заметных городских бандитов рубежа 1980–90–х. Большинство убито в междоусобных войнах, кто–то скололся, немало бойцов легализовались и ушли в бизнес. Средний год рождения 1965–й — к приходу Горбачева им было около 20. Как революционным матросам в 1917–м. Сейчас детям криминальной революции исполняется по полтиннику. Как и их сверстникам, в бандитизме незамеченным, — большинству крупных российских предпринимателей. Все они — порождение революции 1991 года. Именно эта страта выиграла во времена Ельцина и закрепилась на командных высотах экономики при Путине. Они приспособились, им есть что терять, они и стали классовой базой нынешней социально–политической системы. Политическая власть — у 60–летних, частный сектор — за теми, кому около 50. Они прошли естественный отбор, это самые нахрапистые, талантливые, работящие в своем поколении. Кто был ничем при Брежневе и стал всем через 20 лет после его смерти.
В начале 1980–х социальный лифт перестал работать, номенклатурные позиции превратились в пожизненные иммунитеты. Комсомольскую карьеру заканчивали лет в сорок, дожидаясь мест в партийных органах. Первый секретарь райкома, начальник милиции, прокурор, директор универмага жили друг с другом бок о бок десятилетиями, роднились, вместе ездили на охоту и делились новыми анекдотами о Чапаеве. Общество потеряло пастырей и секуляризировалось. Досуг стал важнее работы. Уровень жизни мало зависел от зарплаты, зарплата — от производительности труда. От голода никто не умирал, любой мог поехать летом в Крым, регулярно пить портвейн и водку, бесплатно учиться, лечиться, покупать за символическую цену полуботинки фабрики "Скороход" и плавленый сырок "Волна". Государство ушло сначала из идеологии, а потом и из экономики. Граждане начали создавать параллельные структуры.
Восторжествовал принцип "Чтоб тебе жить на одну зарплату". Важнейшие способы внегосударственного заработка: воровство государственного имущества (от сетки овощей с базы до вагона труб), спекуляция дефицитом. Простейшее марксово "деньги — товар — деньги" заменилось выстраиванием сложных цепочек, когда поступление дочери на итальянское отделение филфака специальным образом превращалось в два билета на "Красную стрелу", те — в вермут из "Березки", а последний — в визит к профессору Гольдштейну — стоматологу). Можно было строить скотные дворы, дачные домики, укладывать плитку, клеить линолеум, циклевать полы. Отличные доходы приносило обучение абитуриентов, написание диссертаций и дипломов, художественных произведений, сценариев, уроки карате, агни–йоги, игры на шестиструнной гитаре. Кроме того, можно было ходить в дальнее плавание и спекулировать чеками магазина "Альбатрос", быть евреем "в отказе", путаной, букинистом, антикваром или черным маклером. Существовали, конечно, ОБХСС и КГБ, но реально действовавшие нормы были значительно мягче новелл уголовного кодекса. Карали, как правило, за цепочку правонарушений: спит с иностранцами, при этом читает Солженицына; гомосексуалист и спекулирует твердокопченой колбасой. Про таких в органах говорили, что "он оборзел".
Как во времена классической Греции, в брежневской России расцвел дух агона. Возможность дружеских возлияний, совместных прогулок, походов, создания самодеятельных семинаров кружила голову. В 1950–60–е годы "самиздатом" были Мандельштам, Пастернак, Цветаева. В 1970–80–е годы кроме самиздата не существовало практически ничего. Публика существовала по принципу "сама едешь, сама давишь, сама помощь подаешь". Пели: "Я помню тот Ванинский порт", "Поспели груши в саду у дяди Вани", "Милая моя, солнышко лесное", "Как–то шли на дело я и Рабинович", "Промолчи — попадешь в подлецы", "Возьмемся за руки, друзья". Это не говоря уже о существовавших параллельно Yesterday, "Все они марионетки", "Сползает по крыше старик Козлодоев" и "Я объявляю свой дом безъядерной зоной". Никто не уходил от стола без песни. Читали: Венечку Ерофеева, Бродского, Гинзбурга, Джиласа, Фрейда, "Камасутру", переведенные неизвестными мастерами детективы Агаты Кристи, Лао–Дзы, Ветхий Завет, самоучитель иврита, "110 практик ушу". Ходили на скалы, ездили искать Шамбалу, посещали квартирные выставки, подпольные рок–концерты, лекции Лотмана, американскую выставку графики.
Все это многообразие культур, мировоззрений, стилей жизни постепенно сделало официальную идеологию, да и саму систему мертвой, изъеденной термитами. И когда наступил соответствующий исторический момент — цены на нефть упали и государство больше не смогло откупаться от своих нелояльных граждан, — все рухнуло. Купить покорность коммунисты уже не могли. Молодежь 1930–х оставалась у власти вплоть до середины 1980–х. И только когда они стали вымирать, застоявшиеся харизматики рванули наверх, сметая прежнюю элиту.
Сейчас мы вступили в новый застой. Лучшие куски собственности и государственные должности в руках тех, кто "поураганил" в 1990–е. Все заметнее эскапизм нового поколения. Опять досуг заменяет работу — прожить можно, а так — чего стараться, все места заняты. Дауншифтеры, реконструкторы, идейные велосипедисты, люди, живущие в параллельном мире Интернета, — их становится все больше. Как в брежневские времена, властная вертикаль замкнута сама на себя. Люди выстраивают горизонтальные связи, стараются с государством дела не иметь.
Настоящей скрепой, удерживающей режим, являются выгодополучатели, те, кого вынесло на поверхность в годы бури и натиска. Они не нуждаются в его реформировании. Они гарант стабильности, им есть что терять. Думается, что их дети, которым они оставляют власть и собственность, справиться с ней не смогут: нет того опыта борьбы, способности рисковать и приспосабливаться. Но 50 — возраст нестрашный, лет двадцать в запасе еще есть. Смены что–то не видно. Так что есть время писать романы, собирать коллекции старых радиоприемников, сплавляться на плотах, растить детей. Власть и богатство — недостижимы. Это — надолго.