"Выходной Петербург". Путевка в жизнь

Автор фото: ВИКТОР ТИХОМИРОВ

Дмитрий Прокофьев - о том, почему бесконечные реформы экзаменов, которые изобретает власть, не помогают российскому образованию.

В ночь с пятницы на субботу в наш город приплыли "Алые паруса", которые ознаменовали окончание экзаменационного ада, через который в очередной раз прошли абитуриенты. В этом году паника и хаос вокруг Единого государственного экзамена оказались спрятаны под ворохом других новостей, однако это не значит, что по стране не прокатилась волна истерик, скандалов и даже трагедий, связанных с неудачным взятием барьера под названием ЕГЭ.
Самое примечательное во всей этой истории с единым экзаменом заключается в том, что он вовсе не является каким–то заимствованием из зарубежного опыта. Напротив, отечественный ЕГЭ — во всех смыслах суверенный продукт и гораздо менее похож на американские университетские тесты, чем автомат АК–47 на штурмовую винтовку StG–44. Ключевое отличие здесь заключается в самом принципе применения единого экзамена.
Любителям ссылаться на американский опыт следует помнить, что в США нет ни единых национальных экзаменов, ни единых программ обучения вместе с едиными учебниками истории. Американский абитуриент получает аттестат об окончании средней школы, и только в том случае, если он планирует поступать в колледж, ему надо сдавать тесты, призванные определить его образовательный уровень и степень развития умственных способностей. Ключевых тестов два — тест SAT (Scholastic Achievement Test), который сдают около 40% выпускников, проверяет словарный запас, грамотность и ассоциативные способности, а также умение анализировать текст и общие знания. Тест АСТ (American College Testing) состоит из специальных тестов по отдельным предметам, его сдает примерно треть выпускников. Результаты выполнения SAT и ACT учитываются при приеме практически во все американские университеты. Сдавать тесты можно сколько хочешь — пока не наберешь нужных баллов.
Правда, формальных результатов этих тестов для поступления в престижный колледж будет мало — абитуриенты несут в приемные комиссии призы за школьные сочинения, благодарности за общественную работу, спортивные медали и рекомендации местных политиков.
И только после того, как вопрос с поступлением решен, начинается решение другого вопроса: сколько это обучение стоит и кто за него будет платить. Если у абитуриента действительно светлая голова, то, быть может, лично ему не придется платить и ничего — найдутся те, кто оплатит его образование. Другое дело, что само по себе обучение в серьезном американском вузе — это действительно сложно. Но это уже отдельная история.
Совсем не так устроен ЕГЭ в России. На этом крюке висит много всего — ЕГЭ не только служит пропуском в вуз и условием для получения аттестата зрелости, он еще и инструмент идеологии, заодно — механизм проверки работы учителя. А в последнем случае продолжает действовать лозунг еще 1920–х годов прошлого века, когда было объявлено, что в советской школе не может быть плохих учеников, а могут быть только плохие учителя. Реализация этого лозунга привела к тому, что школьная оценка стала не показателем знаний и способностей ученика, а показателем качества работы учителя. Там, "за бугром", двойка (или пятерка, или двадцатка) служит не оценкой самого подростка или его учителя, а всего лишь ориентиром — по какой дороге отроку идти в светлое будущее. Применительно к нашей практике это могло бы выглядеть так — допустим, у тебя высшие баллы по математике и физике, но не идет закон Божий — подумай о физтехе. Не освоил таблицу умножения, зато выучил жития и верные цитаты — есть большие шансы по ведомству пропаганды.
А тем временем, пока механизмы проведения ЕГЭ становятся все хитрее, школа чем дальше, тем больше становится похожа на карандаш с разбитым графитом: сколько его ни затачивай, он обламывается, и толку от него нет. Бесконечные реформы экзаменов, которые изобретает власть (на редкость изощренные, надо признать), делу не помогают. Помнится, в романе о похождениях бравого солдата Швейка выведен капрал, который "нарочно выдал солдату сильно заржавленную винтовку". Солдат, по выражению капрала, "тер винтовку, как кобель сучку", но отчистить не мог, и чем больше он ее чистил, тем больше она ржавела, а потом на полковом смотру все удивлялись: "Как можно довести винтовку до такого состояния — одна ржавчина?" Так и наша школа — чем больше ее натирают, тем виднее ржавчина, которая медленно, но верно съедает образовательную систему.