"Деловой Петербург". Уникальность русской кухни и русской души

Автор фото: Вышинский Денис

Ресторатор Александр Затуливетров - об уникальности русской кухни и русской души

Уникальность русской кухни во многом определяется практически полным заимствованием блюд из различных ареалов нашего мира. По–настоящему исконно русскими блюдами можно назвать лишь 10% из всего списка, приписываемого кухне Великой Руси. Тем не менее заимствовали русские хорошо. С подчас пугающей воображение импровизацией. Отбрасывая все ненужное и сложнореализуемое, наши доморощенные предки–повара добавляли в чуждые русской душе блюда новые краски. И хотя из арсенала возможных красок у них была капуста да репа, эксперименты удавались. И блюдо становилось русским. Да каким! Так получились пельмени, пироги и супы. Особняком в этом списке стоит борщ. Его украинские корни больно бьют по нашему самолюбию, ибо реальной альтернативой знаменитому малороссийскому шедевру мы можем предложить односложные щи да селянку. Представляю, какую реакцию могут вызвать последние мои слова, но, согласитесь, борщ — гораздо более яркий суп. И вот в этой яркости, как мне кажется, и кроется наша с вами любовь к ярко–красному супу. Генетическая ностальгия по краскам — одна из основных причин преклонения перед борщом. Большинство россиян если и видели лето, то очень недолго. Да и какое это лето?! Пробивающееся через дождевые тучи холодное солнце. И супы поэтому все грязно–коричневые да болотно–зеленые. У нас и росла бы только капуста да репа, благо Петр привил нам еще одну всесезонную любовь — картошку. Но цвета в блюда она особо не добавила. А борщ — символ солнца. Алый густой навар с хрустящими (да–да, перестаньте переваривать капусту и морковку в борще!) овощами, аромат которого усиливает чеснок, с куском отварной говядины на мозговой косточке! Прямо сейчас съел бы тарелку… А вы разве нет?
Самолет Бангкок — Петербург только коснулся взлетно–посадочной полосы Пулково. Нехотя похлопав мастерству пилота, грузный мужчина, лет тридцати пяти от роду, судорожно схватился за телефон. Рядом с ним сидит — нет, не жена, но мама с внуком. Эта семья, сидящая позади меня, вымотала меня за 12–часовой полет абсолютно. Неугомонный мальчик пинал мое кресло, как мяч, с остервенением, достойным Кержакова. Мама все 12 часов шуршала пакетами, видимо специально отобранными ею по силе шуршания. Глава же семьи умудрился совершить все элементы ритуала советского отдыхающего в самолете: он стоял в проходе часами, облокачивался на спинки соседних сидений, громко разговаривал с сыном и мешал стюардессам. То есть ни на йоту не отходил от стандартов. Так вот, сразу после приземления я и все остальные пассажиры стали свидетелями разговора главы семейства с женой.
— Алло, да. Прилетели, нормально все. Да нормально, я говорю. Ты уже в аэропорту? (она что–то ему отвечает) Да нет. Сейчас лестницу дадут и сбежим. Ты это, борщ сварила? Что значит: мяса не было? Что, на рынок не могла съездить?.. Я же попросил: когда приеду, пусть дома борщ будет! Я соскучился по нормальной еде! Что, тебе трудно было?
И, повесив трубку, он обратился к своей маме: — Представляешь, попросил, чтобы борща сварила, а она мне — мяса не было. На хрена она вообще тогда нужна?!
Занавес…