"Деловой Петербург". Открытие новой сцены Александринского театра

Даже название мероприятия, подготовку к которому возглавил Андрей Могучий, иронически полемизирует с новой сценой Мариинского театра, открытой 13 днями раньше: "ТЦ "Достоевский". Мариинку–2, как известно, эстетствующие обыватели окрестили торговым центром, ларьком, сараем и т. д. — по той, надо полагать, причине, что в сознании невежды ёперный театр — непременно портик, квадрига и прочие бархат с позолотой, в противном случае не "богато".

Новая сцена Александринки тоже радикально антироссиевская — о принадлежности старейшему российскому театру напоминает лишь краснокирпичная стена мастерских, исторически здесь находившихся, — она стала частью комплекса. Никакой лепнины: прохладный функциональный хайтековский стиль, много стекла, потому много света, роскошные растения в кадках в таком количестве, что это уже почти зимний сад, реплики знаменитых стульев Ant и кресел Swan Арне Якобсена. Многие пространства пока лишь тестируют, осваивают, но и увидеть на открытии удалось немало. Актриса разыгрывает нечто на тему "Преступления и наказания" (роман стал отправной точкой всех перформансов) на фоне зеленого задника, и тут же на экране она оказывается в любых, по выбору видеодизайнера, интерьерах. Другая актриса читает монолог Дуни Раскольниковой, на экране — что–то вроде гиперскайпа: online–зрители, которые на это смотрят у своих компов. Вообще, трудно встретить стол, на котором не стоял бы "Макинтош", — потраченные на центр 1,6 млрд рублей очень заметны еще и по этому. Мультимедийная студия позволяет создавать любые продукты в этой сфере. Развлекаловом для затравки служила площадка в фойе: на ней всякий мог плясать перед камерой, а на экране как в зеркале плясал он, но с головой Федормихалыча. Наконец, мини–спектакль "Выбор" в пространстве непосредственно Новой сцены подтвердил обещания худрука Александринки Валерия Фокина: такого не то что в России — в Европе нету.

Инженерный театр АХЕ и 17 актеров разыграли некое действо на текст шестой главы последней части "Преступления": ночь Свидригайлова перед самоубийством. Смысла в этом поочередном чтении текста никакого не было, одна самодовлеющая визуальность. Пол делится на многочисленные площадки, бесшумно поднимающиеся высоко и так же уходящие много ниже уровня пола. Пространство радикально видоизменялось десятки раз, превращаясь то в кратер, то в амфитеатр, то в гористую местность. Видеопроекция покрывала пол ковром букв. На экране — вид сцены сверху и во всех прочих ракурсах. В финале поднялся задник, открыв стеклянную стену во двор, через двери на балкон актеры и исчезли.

Картины в окнах, конечно, несравнимы с головокружительными пейзажами, открывающимися из фойе Мариинки–2. Да и саму ее трудно не заметить, так же как трудно заметить новую сцену Александринского театра: с Фонтанки она видна лишь в упор, с площади Островского не видна вовсе. Что, кроме фантастической начинки, делает ее похожей на пещеру Аладдина. Впрочем, Валерий Фокин не устает повторять: мультимедиа–чудеса — лишь инструмент для создания будущего искусства.