С первыми морозами традиционно по всему городу стали рваться трубы теплотрасс. Фонтаны кипятка, клубы пара, обожженные люди, вареные автомобили, перекрытые автомагистрали — все эти "прелести" снова дополняют список многочисленных зимних невзгод горожан. Однако шокирует другое: ОАО "Теплосеть" и ГУП "ТЭК", владеющие теплотрассами, прекрасно знают наиболее вероятные места прорывов. Но поделиться этой информацией с нашим изданием, чтобы, возможно, спасти чью–то жизнь, энергетики отказались.
Приводим разговор с представителем ОАО "Теплосеть Санкт–Петербурга". Из
этических соображений (мы не предупредили этого человека, что ведем аудиозапись)
имя его мы не называем.
— Да, слушаю вас.
— Здравствуйте, вас беспокоит Павел Горошков из "Делового
Петербурга". Вы знаете, мы в связи с тем, что наступили холода и у нас… то есть
у вас, стали периодически рваться трубы, решили составить карту наиболее
проблемных участков, где может быть прорыв, чтобы люди соблюдали там
осторожность. Есть ли такая возможность?
— Ну, вы знаете, я думаю, что нет возможности. У нас в принципе по всей зоне
теплоснабжения идут мероприятия по диагностике, есть некоторые плановые
мероприятия по капитальному ремонту и реконструкции, в том числе и в рамках
инвестпрограммы, но как это сказать…
Читайте также:
Новыми жертвами кипятка стали жители Купчино
— Какие–то данные по диагностике есть?
— Данные по диагностике — это, честно говоря, такая как бы закрытая
информация. Для служебного пользования. Но, безусловно, если исходить из степени
износа, то порядка трети сетей изношено. Естественно, в новых районах, там, ну
вы понимаете, сколько лет району городскому, да? Насколько он древний, можно, в
принципе, понимать. Опять же вице–губернатор Сергеев озвучивал. Но в формате
карты нет технической возможности… Ну, понимаете, это закрытая информация. А
вдруг это… не сочтите мой вопрос идиотским, но вообще–то сеть — это опасный
производственный объект. Он находится на контроле в том числе и зоны ФСБ и так
далее. Ну, понимаете, ведь Александр Цекало хвастался на камеру, где какие
помещения в концертном центре на Дубровке, вы помните, чем это закончилось?
Норд–Остом.
— Ой, да ладно, я думаю, что не Цекало раскрыл эту
информацию.
— Ну тем не менее есть ограничения…
— Но ведь люди в кипятке могут свариться из–за этих
ограничений.
— Ну, во–первых, они не обязательно сварятся, не обязательно там завтра будет
повреждение. Понимаете, город — это большое энергетическое хозяйство. И
полностью исключить прорывы, к сожалению, нельзя. Но мы прилагаем все усилия для
того, чтобы их минимизировать и обеспечить там какую–то…
— Но где может прорвать, вы не скажете.
— У нас пока акционеры не утвердили инвестпрограмму на 2011 год. Пока она не
утверждена, это проект. Не утверждены объемы, не утверждены сроки, не утверждено
финансирование…
— Мы не будем писать, какое у вас финансирование. Мы напишем о том,
что вот эти участки больше всех нуждаются в ремонте.
— Понимаете, этот документ не утвержден советом директоров.
— Да мы на этот документ даже ссылаться не будем.
— Послушайте, я не готова вам предоставлять данные инвестпрограммы на
следующий год, пока они не утверждены советом директоров.
— Мы не просим инвестпрограммы, мы просим трубы, которые могут
прорваться. Чтобы люди осторожнее в тех местах ездили, а лучше бы их вообще
объезжали.
— Ну я могу повторить то, что сказал вице–губернатор Сергеев: изношенные
районы — это Центральный и Кировский. Вот это он сказал, вы можете…
— Но ведь люди не могут объезжать Кировский и Центральный районы
полностью. Им лучше бы точки указать… Хотя бы пять–шесть точек, где больше всего
опасаться. Где ездить надо наиболее осторожно. Десять точек, может быть.
Наверняка у вас есть такая информация, если покопаться, ее сможете
найти.
— Вы знаете, у нас эта информация — она как бы никому…
— Ну не может она быть закрытой, это же…
— Точки, где может прорваться? Ну слушайте, эта информация для служебного
пользования.
— Ну как же? То есть человек сварился, а у вас для служебного
пользования. Человек сварился в кипятке — для вашего служебного
пользования? Это какой–то нонсенс. Как можно закрывать информацию, которая может
спасти чью–то жизнь?
— Подождите, вы нам предлагаете выложить в открытый доступ данные результатов
диагностики…
— Хотя бы часть данных, которая может реально предотвратить
последствия для чьего–то здоровья.
— Слушайте, напишите нам официальный запрос, и мы вам ответим. Ладно?
— Я в общем–то устный запрос сделал.
— Вы напишите нам официальный запрос на имя генерального директора. Потому
что у меня совсем нет уверенности, что эта информация, то есть результаты
диагностики, открытая. Мы можем сказать, в каких районах наиболее изношенные
сети. Вот, например, Центральный район.
— То есть в Центральном районе в любом месте в ближайшее время может
прорвать?
— Нет, этого мы сказать не можем. Ну, вы нам направьте запрос, мы его
рассмотрим и в какие–то разумные сроки ответим.
— В течение недели, да? Вы же понимаете, что за неделю еще 10
прорывов у вас будет.
— Понимаете, такие вопросы щелчком пальцев не решаются. И по телефонному
звонку такие вещи не решаются.
— Почему?
— Потому что это цифры. Потому что это адреса.
— Нам цифры не нужны, нужны адреса.
— Слушайте, давайте работать в каком–то письменном виде.
— Почему?
— Потому что нам так удобнее. Потому что это нормальная деловая практика
работы двух компаний. Есть вещи, которые не предоставляются очень быстро и по
телефонному звонку. Пожалуйста, направьте нам официальный запрос на имя
генерального директора Владимира Григорьевича Хачатурова. Я очень опечалена тем,
что журналист такого уважаемого издания позволяет себе в таком формате общаться
с пресс–службой…
— Очень уважаемой организации?
— Да, очень уважаемой организации. Я глубоко этим огорчена. Я надеюсь, мы с
вами решим этот вопрос в каком–то более или менее приемлемом формате. Я вам
предлагаю направить нам письменный запрос, который мы рассмотрим. Давайте же не
будем тратить время.