Шведские коллеги пригласили меня на конференцию журналистов–расследователей "Грёв 09". В переводе слово "грёв" означает "копатель", "разгребатель". В 9–миллионной Швеции в ассоциации копателей состоит 950 человек. На радио и телевидении — с десяток расследовательских программ.
Один из копателей внедрился в радикальную националистическую
партию, другой расследовал слухи о том, что свежие могилы тайно от родственников
утрамбовывают экскаватором, чтобы не портили вид кладбищ. Он заснял
кощунство. Много лет я занимался журналистскими расследованиями, и меня
попросили рассказать, почему бросил.
Наша расследовательская журналистика возникла на энтузиазме
горбачевской гласности. Когда в 1990–м Артем Боровик запускал газету
расследований, он думал не о деньгах, а о том, чтобы встать на уровень
знаменитых американских журналистов — "разгребателей грязи", которые
изменили лицо своей страны. Журналистика тогда меняла страну и у нас.
Вы помните, как мгновенно страна разделилась на очень
богатых и бедное подавляющее большинство. Журналисты оказались бедны, к чему с
советских времен не привыкли, но они остались влиятельными, что ими
воспринималось естественно.
Богатевшие на глазах стали приносить в редакции деньги,
чтобы сводить счеты с конкурентами. Участники процесса хорошо все понимали. Так
под видом расследований появилась заказуха. Когда олигархи доросли до покупки
собственных СМИ, уже мало кто мог отличить реальное журналистское расследование
от заказного доноса. В 1996 году я работал в телепрограмме "Скандалы недели" и
выяснил, что Борис Березовский, который тогда стал заместителем секретаря Совета
безопасности РФ, давно написал заявление о предоставлении ему гражданства
Израиля.
Этот сюжет стал последним в многолетней истории программы.
Ее закрыли: Березовский был совладельцем телеканала, на котором она выходила.
После этого мы все командой попали к Артему Боровику. Но там все подозревали
всех в проплаченности. Мы ушли, а те, кто остался, пришли к логическому финалу.
Журналист Олег Лурье месяц назад осужден на 8 лет тюрьмы за шантаж с помощью
журналистских публикаций. Уже полсрока за это же отсидела в тюрьме журналист
Юлия Пелехова.
После Боровика я пришел в "Независимую газету", которой
владел Березовский. Когда случилась трагедия с "Курском", я оказался на базе
подлодок в Видяево. Меня приняли за родственника и показали все. Но номер газеты
с этим расследованием не вышел. Сломалась типография, которая принадлежала
администрации президента. А затем в газету понесли подкрепленные большими
деньгами расследования с намеками на то, что "Курск" утонул не без участия
олигарха N. Обстановка в редакции стала соответствующей — все стали
подозревать всех.
До сих пор подозревают. Я и сам подозревал своих
подчиненных, когда работал начальником. В России нет журналистских расследований
на фоне тотальной подозрительности в журналистском сообществе: что кто–то
кому–то заплатил, на фоне страха, что газету закроет или владелец, или
администрация. И как долго это продлится — неведомо.
На прошлой неделе в одной из влиятельных шведских газет
опубликовали расследование про крупную местную фармацевтическую компанию,
которая испытывала свои новые психотропные таблетки на реальных больных у нас, в
России.
Причем журналисты утверждают, что врачи делали это втайне от
пациентов. В России это расследование никто не продолжил. Но среди этих больных
могли оказаться ваши родственники, родственники чиновников и даже олигархов.
Григорий Нехорошев, журналист