Молодой композитор Антон Лубченко работает в бешеном ритме, а выступает всегда с полной самоотдачей. Он хочет сделать классику более доступной для сегодняшнего слушателя.
Желание писать музыку у меня появилось раньше, чем умение. В детском возрасте
все время какие-то песни пел, по ящикам стучал. Бабушка, заметив мое рвение,
отдала меня в хоровую студию. Так что года в три я уже знал нотную грамоту. Я
тогда думал, что миром владею – нотную грамоту знаю. Первое произведение,
которое можно сыграть, я написал лет в шесть, наверно. Это была опера по Гофману
"Песочный человек". К педагогу я всегда приходил с уже готовым сочинением. Когда
сочинение закончено, какой смысл там что-то переделывать – проще новое написать!
Во многом мне помогает случай. Господь всегда дает шансы, вопрос в том,
можешь ли ты их использовать. В 16 лет на конкурсе Союза Композиторов я получил
первую премию, и меня пригласили учиться в питерскую десятилетку. На открытии
XXII Пасхального фестиваля в Петербурге прозвучала моя литургия. Мне тогда было
18. После этого все пошло – первые публикации появились, в Москве наш
консерваторский хор исполнил Литургию, за границу ее возили. Я считаю себя
человеком верующим, очень люблю русскую духовную музыку, она наложила большой
отпечаток на мой стиль. В наше время этому мало уделяется внимания, а традицию
написания духовной музыки своего народа нужно возрождать.
Очень большую роль в моей жизни сыграла Лариса Абисаловна Гергиева. Благодаря
ей я попал в Мариинский театр на конкурс опер на сюжеты Гоголя. И
благодаря ей появилась возможность показать свои сочинения самому маэстро. Для
меня счастье работать в Мариинском театре, это лучшее, что есть в России,
особенно с таким маэстро, как Валерий Гергиев. Я сначала дико его боялся, но с
первых же слов, которые он мне сказал, всякая боязнь пропала. Он человек
достаточно открытый, звездной болезни у него нет, и к людям он нормально
относится. Я думаю, когда творческий человек многое собой представляет, он
искусственно свою значимость не раздувает.
У меня сейчас такой период, когда хочется как можно больше сделать. Работать
надо в бешеном ритме. Я пишу Реквием, на который мне дали 3 дня, писал оперу за
20 дней. Сейчас люди так мыслят. Я считаю своим достоинством, что могу писать
разную музыку – балет, оперу, музыку для кино, симфонии. Я могу написать
суперавангардную музыку, а могу написать совсем просто. Сейчас надо все уметь.
15 сентября в Таиланде фестиваль "Dance and Music" открывается моим «Concerto
Requiem». В Торонто будет ставиться балет "Symphony in colours" на мою музыку,
премьера назначена на 4 марта 2009 года. Меня зовут дирижировать премьерой. У
меня есть полгода, чтобы научиться делать это хорошо. Недавно вышел диск
"Кармадонская соната" посвященный съемочной группе Сергея Бодрова-младшего,
погибшей 5 лет назад. Когда Елена Гуревич, мать оператора-постановщика,
попросила меня написать посвящение, у меня в голове сразу выстроилось, как это
сделать. Я никогда не берусь за неинтересные мне работы, которые не чувствую.
Так получилось, что у меня в последнее время было несколько заказов подряд,
связанных с печальной тематикой: опера, посвященная жертвам Беслана, синемафония
об армянском геноциде. Наверное, это и закономерность тоже - сейчас классическая
музыка ассоциируется с чем-то серьезным. Конечно, у меня есть идеи, как сделать
классику более доступной сегодняшнему слушателю. Например, в балете
"Offertorium" в одной сцене я использую много музыкальных идей, идущих от
современной поп и рок-музыки, у нас и инструменты будут соответствующие –
саксофон, электрогитара. "Offertorium" – балет, который я сейчас пишу для
Metropolitan Opera и Мариинского театра, по мотивам сказки Оскара Уайльда "Рыбак
и его душа". Там очень интересная для сценического сочинения фабула, про то, как
рыбак влюбляется в морскую царевну и ради нее отказывается от своей души.
Сначала мы с хореографом Питером Кванцем думали о другом сюжете, а потом возник
Оскар Уайльд. Я за ночь прочел эту сказку, и утром сказал – да, Питер, давай ее
ставить. Тема отречения от души во имя каких-то благ очень современна, многие
ведь сейчас это делают. Предают свои идеалы, принципы.
Для работы мне просто необходимо одиночество. Не могу писать, когда отвлекают
звуки. А когда прекращаю работать, очень хочется общаться. С хорошими людьми я
люблю общаться даже в плохом настроении, а с плохими не люблю, но часто
приходится. Мне говорят гадости, и даже такие люди, от которых этого совершенно
не ждешь. Мне это непонятно.
В человеческих отношениях много ошибок делаю. Я могу отрезать. Могу наорать,
а потом жалею. Отдыхаю я очень мало. Иногда мне кажется, что сон – самое
величайшее счастье, потому что редко удается выспаться. Тяжело, когда не можешь
ночью уснуть из-за бессонницы, это очень раздражает. Я ночами часто работаю, и
мозг свой до такой степени заведешь, что уже не уснуть. Жуткое чувство. До 7
часов утра лежу, пока голова не отключится. А вообще, я счастливый человек. Я в
себе внутренние разлады не культивирую, не боюсь смерти. Мне кажется, я не могу
умереть раньше, чем сделаю все, что нужно, в этой жизни.