НОВЫЕ КНИГИ

Иржи Грошек вышел из тени

<BR><BR><B>Иржи Грошек вышел из тени</B><BR><B>Грошек И. Легкий завтрак</B><BR>в тени некрополя: Роман/ Пер. с чеш. А. Владимировой. -- СПб.: Азбука-классика, 2002. -- 384 с. Серия Bibliotheca stylorum.<BR><BR>Иржи Грошек -- известный чешский литературный критик и кинематографист, профессиональный филолог, окончил Карлов Университет. В 1982 году начал работу в кино с должности осветителя на киностудии "Баррандов". Уже в 1988 году Грошек получил приз жюри критиков на фестивале в Сан-Себастьяне за короткометражный фильм "Жизнь двенадцати брандмейстеров". В последующие годы сочетал учебу на высших сценарных курсах с успешным ведением рекламного бизнеса. Широкую литературную известность Грошек приобрел в 1998 году -- именно тогда вышел роман "Легкий завтрак в тени некрополя".<BR>Книга стала в Чехии бестселлером, переведена на восемь европейских языков. В лучших традициях хороших книжек и в полном соответствии с "основной" профессией автора готовится экранизация романа. Киноистория, надо полагать, будет весьма зрелищна.<BR>Дело в том, что "легкий завтрак" (континентальный) состоит из странных блюд. Иржи Грошек с легкостью открывает двери между мирами, путешествуя во времени и пространстве: его герои живут одновременно в Древнем Риме и современной Праге. Нерон и мать его Агриппина проживают на Палаточной улице, император Клавдий с женой своей Валерией Мессалиной -- на Вацлавской площади. Шикарные дамочки и брутальные мужчины находятся одновременно в двух реальностях: подражая античным прототипам, они работают, носят шпильки и снимают кино. <BR>Конечно, повествование о Нероне не обошлось без эротики: разврат, кровосмешение, распутство царят в этом Риме-Праге. А в финале и вовсе происходит "реальное", но почему-то не вызывающее ужаса, убийство с кровью, тюрьмой и сумасшедшим домом. Что -- правда, что -- бред сумасшедшего -- уже непонятно. Но читается на одном дыхании.<BR>Время от времени появляются слухи, что издатели Иржи Грошека просто выдумали. "Хороший писатель -- мертвый писатель, то есть классик, -- уверен Иржи Грошек (если, конечно, он существует). -- Потому что он не вредит окружающим своими сексуальными порывами".<BR>Грошек пока жив. В этой же серии вышел новый роман писателя "Реставрация обеда" -- не менее хитро- и остроумный, чем первый, с творческой кухней, где готовятся котлеты по-пражски и чешско-моравские фрикадельки: "Первый закон простокваши гласит -- если тебе суждено скиснуть, то тебе не суждено забродить".<BR>Остается ждать "Ужина" и кино.<BR><BR><B>Милорад Павич пугает любовью</B><BR><B>Павич М. Страшные</B><BR>любовные истории: Рассказы/Пер. с серб. Л. Савельевой, Н. Вагаповой. -- СПб.: Азбука-классика, 2002. -- 288 с. Серия Bibliotheca stylorum.<BR><BR>Милорад Павич -- писатель, литературовед, профессор, действительный член Сербской Академии наук и искусств; член Европейского совета по культуре и Международного редакционного совета журнала "Иностранная литература" (Россия). Специалист по сербскому барокко и поэзии символизма. Переводил на сербский Пушкина и Байрона, читал лекции в Сорбонне, номинировался на Нобелевскую премию. Популярность к Павичу пришла лишь с выходом "Хазарского словаря". Книги Павича переведены на 70 языков, что сам писатель метко определил как "биографии у меня нет -- одна библиография".<BR>Культовый писатель конца XX века, нанесший Сербию на мировую карту литературы, Милорад Павич неоднозначен в любви. Его игры с любовью нередко сопровождаются смертью, а самым ценным становится "жизнь после любви". "Страшные любовные истории" -- сборник рассказов, открывающийся письмом мертвым, которое никогда не было написано его автором и никогда не было прочитано адресатами. Само по себе уже интересно. Но, кроме того, это письмо (начинающееся как деловое) плавно переходит в историю любви. Отец присылает сыну, с которым больше никогда не увидится, женщин, торгующих собой. Они превращают нежного мальчика в мужчину, а потом -- в старика. Герои и персонажи остальных "страшных любовных историй" волею автора тоже попадают в странные и необъяснимые с обычной точки зрения обстоятельства. Таков Павич. Однако время и пространство у него настолько многомерны и в то же время едины, что это не кажется неестественным.<BR>В рассказе "Корсет" любовь смыкается с родовой памятью, со смертью матери героя, которую влюбленный "оживляет" через свою возлюбленную. У Павича женщина может усыновить собственного мужа в поисках покоя ("Грязи"), подданный угасающей Римской империи вырывает поцелуем недосмотренный сон своей возлюбленной ("Шляпа из рыбьей чешуи"). Даже потрепанные и затасканные так называемые "вечные темы" Павич с присущей ему образностью оживляет или как минимум освежает: влечение мужчины к женщине он видит в образе бабочки, порхающей над плечом и видимой всеми, кроме ее "обладателя". Женское влечение изображается как "некто", сидящий в теле мужчины, прорывающийся "чужим голосом" по ночам. "Тело -- это стены лабиринта, а душа -- дорожки, ведущие или не ведущие к центру. Войти -- значит родиться, выйти -- значит умереть".<BR>"Страшные любовные истории" вполне соответствуют своему названию: именно дыхание смерти делает любовные истории страшными. Что ж, любовь со смертью испокон веков ходили рука об руку. Так что взяться за перо с тем, чтобы вновь поведать миру, как это страшно, мог только одержимый графоман. Или такой мастер игнорировать банальности, как Милорад Павич.