Конкретный случай. Глава петербургского УФАС Вадим Владимиров о языке госзаказа

Автор фото: Евгений Степанов
Глава петербургского УФАС Вадим Владимиров

О языке госзаказа, статьях УК и препятствиях на пути добропорядочного городского бизнеса "ДП" поговорил с руководителем петербургского УФАС Вадимом Владимировым.

По информации УФАС, количество жалоб на закупки по 44–ФЗ увеличивается год от года. Что говорит статистика 2019–го?

— Каждая четвертая жалоба заканчивается предписанием. Каждый год рост примерно на 10% и того и другого. Опыт показывает: в конце декабря их количество превышает все мыслимые пределы.
Вообще целей работы в сфере госзакупок несколько. Результативность (купить то, что нужно), эффективность (купить то, что нужно, по минимальной возможной цене). А развитие конкуренции — третья или даже четвертая. Иногда эти цели вступают в яростное противоречие. Особенно в конце года, когда заказчики рыдают: если вы нам сейчас предпишете внести изменения в документацию, то все, у детей не будет детского сада, у инвалидов — социального питания, люди, которые годами ждут остановку общественного транспорта, не получат ее.
Те деньги, что не успеют израсходовать, уйдут обратно в бюджет. И это — мотивирующий фактор заключиться в текущем году. Хотя в связи с увеличением горизонта планирования нам, может быть, станет немножко полегче.

С чем связываете рост числа обращений?

— Мы можем только предположить. Ухудшение положения с малым и средним бизнесом не оставляет для него других интересных ниш, кроме госзаказа. Больше субъектов вовлечено в процесс закупок — больше жалоб. Вторая причина — ухудшение криминогенной ситуации вокруг госзакупок в целом.
Единственное, что мы можем сделать, — проявлять последовательность. То есть принимать в одних и тех же обстоятельствах одни и те же решения. Но есть, к сожалению, противоречия между нами и судами, что дает возможность для поиска счастья всем вот этим деятелям.

В чем вы расходитесь с Фемидой?

— Наиболее типичный — вопрос так называемых испытательных характеристик материалов, товаров. Мы вынуждены каждый случай с учетом представленной доказательной базы заявителей рассматривать отдельно.

Какие еще новые уловки заказчиков отмечаете? В прошлом году на слуху была деловая репутация.

— Кроме этого ничего сверхнового не изобрели. По–прежнему есть проблемы с инструкцией по заполнению заявки.

Порой складывается впечатление, что без филолога, причем имеющего опыт в закупках, делать нечего: заявку никак правильно не заполнить.

— Заказчики ведут своего потенциального победителя, который знает, где поставить точку с запятой.

С неоправданной сложностью формулировок можно что–то сделать? ФАС что–то предпринимает?

— На нашем уровне, наверное, нет. Дело в том, что заказчики действуют по закону. И формально суд может это не отменить. Начинаешь разбираться в этих точках с запятыми, тильдах, амперсандах, обелюсах. Как–то раз пошли обелюс с амперсандом за тильдой….

Мы можем над этим пошутить, а кому–то это стоит контракта… Что касается жалоб — иногородних стало больше?

— Юридический адрес фирмы может быть в Костроме, а на самом деле они размещаются на Невском проспекте. По ощущениям, в основном жалуются наши.

В Петербурге денег больше…

— Ну, больше, чем в Костроме, но гораздо меньше, чем в Москве. Тут дело в чем. Подать жалобу на документацию может даже не индивидуальный предприниматель, а просто физическое лицо. И мы должны ее рассмотреть в установленный срок. Вот была жалоба на строительство наклонного хода метрополитена от ИП из Дагестана. Причем не из Махачкалы, а из района откуда–то. Начальная цена контракта — 970 млн. И мы вынуждены тратить силы и время, вместо того чтобы разобраться с серьезными жалобами серьезного участника закупки, права которого, возможно, нарушены действительно. Мы уже давно говорим, что надо сделать жалобы платными, ввести пошлину. Она могла бы предотвратить в первую очередь серийность. Сколько берет арбитражный суд? От 300 рублей до 6 тыс.? Три тысячи — нормально. Можно сделать дифференцированную. Признали твою жалобу обоснованной — возвращают пошлину, не признали — не возвращают.

Управление проявляет большую активность по выявлению картелей. Как вы оцениваете перспективы рассмотрения материалов, передаваемых в правоохранительные органы?

— Основные сферы, в которых действуют картели, — строительство, медицина, поставки лекарственных средств и оборудования, а также сфера социального питания. Можно сказать (без особого риска ввести уважаемых читателей в заблуждение), что редкая закупка проходит без картельного сговора в этих сферах.
Мы обсуждаем эту проблему с представителями рынков, ассоциаций, профессиональных объединений. Кстати, профессиональные ассоциации — отличное прикрытие для картельных сговоров. Тебя за стол посадят, кофе нальют — сиди и договаривайся. Они в открытую говорят о том, что нынешняя система так устроена, что без этого достичь результата на торгах почти нельзя. Они говорят (врут, наверное), что нельзя честно торговаться — надо договариваться.
Сложность доказывания картельных сговоров связана с тем, что все обстоятельства, которые имели место на торгах, необходимо выверить, задокументировать, запротоколировать, дать им надлежащее толкование. То есть привести систему доказательств, которые суд воспринял бы. А они далеко не всегда это делают. Ну и что, что торговались с одного IP–адреса? В одном бизнес–центре рядом сидят, вот он у них и одинаковый. Ну и что, что у них не было снижения? Значит, невыгодно было. Тяжелый вопрос с группой лиц. Если муж и жена во главе двух компаний — группа лиц это или нет? Имеют ли они право принимать участие в торгах, представляя две разные фирмы?
В рамках наших соглашений с правоохранителями мы передаем материалы в управление экономической безопасности и противодействия коррупции — там они разбираются. Но для них в определенной степени в новинку антимонопольные дела. Полиция и Следственный комитет часто все больше тянут на статьи, которые им известны и понятны, по которым у них наработан опыт. Это ч. 4 ст. 159 ("мошенничество в особо крупном размере"). Хотя по антикартельной 178–й по стране уже есть несколько вступивших в силу приговоров.

С вашей точки зрения, какие вопросы еще не до конца отрегулированы?

— Много говорят о цифровой экономике. Ждем, конечно, более детального разъяснения наших полномочий и возможностей в ходе цифровой модернизации. И очень хотелось бы опережающего развития законодательной базы.
И серьезная проблема с 223–м законом. Многие ругают 44–ФЗ. Но если его открыть, то сразу понятно, что и как. А 223–й можно сформулировать в один абзац: "Опубликуй свою закупочную политику и дальше ею руководствуйся". Он сам по себе слабый, и вдобавок к нему нет регламента. Поэтому, рассматривая жалобы в рамках этого закона, мы действуем по аналогии права.
При этом данные весьма показательны: в 2018 году среднее количество участников закупок по нему — 1,4, в то время как по 44–му — в 2–2,5 раза больше. Значит, компании видят, что в рамках 44–ФЗ можно попытаться и выиграть.

На что вы сами хотели бы обратить внимание заказчиков и участников?

— Хотелось бы процитировать кота Леопольда. Давайте жить дружно. А если серьезно, то скажу: заказчики, не позорьте свое честное имя и пишите нормальные инструкции, без амперсандов и обелюсов. Чтобы нормальный человек, не обязательно с филологическим или техническим образованием, мог ее заполнить. И не надо в составе документации на ремонт детской площадки требовать лицензию ФСБ.
А участникам хочу пожелать терпения и настойчивости.