Революция за марки. Как влиятельные люди изменили ход истории

Завершаем цикл публикаций исторических портретов влиятельных людей прошлого.

Богатые и революционные

Лучшим примером влиятельного бизнесмена революционной эпохи является Израиль Гельфанд, вошедший в историю как Александр Парвус. Подобно многим другим лидерам европейской социал–демократии, он родился на территории Российской империи, но уже в юности уехал за границу, где получил университетское образование. Про Парвуса говорят, что он имел необычное для революционера желание разбогатеть, однако это неверно. Такое желание было у многих.

"Глупо или притворно было бы в наше время денежного неустройства пренебрегать состоянием. Деньги — независимость, сила, оружие. А оружие никто не бросает во время войны, хотя бы оно и было неприятельское, даже ржавое", — пишет Герцен в "Былом и думах". А дальше рассказывает, как, эмигрировав в Европу, чтобы клеймить оттуда николаевский режим, пытался продать свое русское поместье. Продавал он с помощью Ротшильда, уступив банкиру право требования на имение. В России, однако, деньги выплачивать отказались, а министр иностранных дел Карл Нессельроде передал банкиру, что "государь велел остановить капитал по причинам политическим и секретным". Ротшильд пригрозил международным скандалом и добился своего. Эта история в "Былом и думах" описана в главе "Император Джеме Ротшильд и банкир Николай Романов".

Революция за 5 млн

Долгое время Парвус болтался по Европе, участвуя в издании разных левых газет и разборках между социалистами. В 1905 году даже возвращался в Россию и вместе с Троцким был одним из лидеров восставших рабочих в Петербурге.

В 1902 году Парвус служил импрессарио у Горького на собравшей хорошую кассу постановке пьесы "На дне" в Берлине, однако великий русский и советский писатель утверждал впоследствии, что не получил полагавшегося ему гонорара. Случился большой скандал.

Потом всплыл в Константинополе, где турецкие военные ("младотурки") в 1908 году устроили либеральный переворот. Парвус имел с ними, а также с немцами, какие–то дела и вскоре наконец разбогател.

Весной 1915–го, в первый год войны, он передал немецкому посланнику в Османской империи "меморандум доктора Гельфанда" — 20–страничный план, как устроить революцию в России. Мероприятие оценивалось им в 5 млн марок. Немцы заинтересовались, но репутация Парвуса среди русских революционеров была подмочена слишком очевидной связью с Германией. Даже для большевиков прямые контакты с вражеским агентом были неприемлемы, а остальные социалисты и вовсе стояли на позиции войны до победного конца. Но для Ленина это был не повод отказываться от денег.

Шведская схема

В том же году Парвус зарегистрировал в Стокгольме фирму "Фабиан Клингслянд", занимавшуюся поставками в Россию. Ее директором стал агент Ленина Якуб Ганецкий (после революции он будет работать в Наркомфине и Наркоминделе, а потом его расстреляют со всей семьей), а его двоюродная сестра была представителем компании в Петрограде. На ее счет поступило около 1 млн рублей.

Эта схема была вскрыта следствием Временного правительства, которое возбудило против большевиков уголовное дело (именно тогда Ленин поехал жить в шалаш). Сами большевики уверяли, что это были лишь спекулятивные финансовые операции.

Сколько именно денег получил Парвус на русскую революцию, а сколько дошло до большевиков — неизвестно. И до Октябрьского переворота, и после эту историю исследовали пристрастно. Немецкий социал–демократ Бернштейн утверждал, что всего Германия перечислила Ленину 50 млн марок — такую цифру якобы озвучили на заседании в Рейхстаге. Но вот беда: Бернштейн тоже был заинтересованной стороной, так как ненавидел коммунистов.

Не вся немецкая помощь большевикам, разумеется, шла через Парвуса. Но умер он богатым человеком.

Деньги есть, героя нет

Кажется, что после Октября история влияния бизнеса заканчивается вместе с самим бизнесом. Апологеты товарища Сталина любят говорить, что после его смерти всего личного имущества вождя остались одни сапоги. Но зачем личное имущество человеку, который владеет всей страной вместе с ее жителями?

Во время Второй мировой войны, когда страна окончательно перешла на нормированное распределение, деньги и вовсе должны были потерять всякую ценность. Государство делало столько танков, сколько было стали, рабочих и хлеба, чтобы их кормить. Эта система не предполагает наличия денег. Но зачем тогда колхозники собирали средства на танки и самолеты и добровольно–принудительно покупали облигации военного займа?

Советское государство нуждалось в деньгах — например, на зарплаты солдатам, число которых резко увеличилось. Но главная причина была не в этом. В СССР развивалась коммерческая торговля продуктами. В 1940 году вся торговая выручка составляла 142 млрд рублей, из которых на долю колхозных рынков приходилось 28 млрд, или 19%. В 1943 году обороты колхозного рынка составили 179 млрд, а государственной торговли — только 82 млрд. Эти цифры нельзя сопоставлять, поскольку цены на колхозных рынках существенно выросли по сравнению с довоенными, но тенденция показательна. Снабжение населения продуктами все больше переходило на рыночные рельсы. "По ориентировочным расчетам Госбанка, не менее 75% денег, выпущенных в обращение за время войны, перешло к сельскому населению", — говорится в справке Госбанка за 1942 год. И эти деньги у крестьян следовало изымать.

В позднем Советском Союзе заменой денег стал антиквариат. Поскольку советские граждане не имели возможности легально быть богатыми, нахождение под подушкой при обыске 10 тыс. рублей однозначно свидетельствовало об их криминальном происхождении. А к картине на стене было не докопаться. Во–первых, невозможно узнать, сколько она стоит. Во–вторых, она вполне могла быть купленной за десятку на толкучке или достаться в наследство от дедушки.