Консенсус неплательщиков. Дефолт–1998 как фундамент внутреннего согласия правящей элиты

Автор фото: Сергей Метелица/ТАСС
Консенсус неплательщиков. Дефолт-1998 как фундамент внутреннего согласия правящей элиты
Как заметил в свое время уважаемый российский экономист Сергей Журавлев, две главные беды России — это вовсе не дураки и дороги, а цены на нефть и необходимость платить по внешнему долгу. Собственно, их сочетание и спровоцировало кризис в августе 1998 года.
Низкие цены на нефть привели тогда к падению экспортной выручки, спрос на доллары внутри страны вырос, а раздобыть иностранные деньги можно было только заняв. Кстати, вопреки расхожему представлению, госдолг не был так уж велик сам по себе — но маленькими были доходы бюджета. Поэтому процентные платежи по долгам съедали чуть ли не половину казенных прибылей. Однако благодаря фиксированному обменному курсу банкиры имели возможность занимать доллары на международном рынке и одалживать правительству рубли под высокий процент. Это было похоже на игру с постоянным повышением ставок: власти могли бы расплатиться с долгами — для этого надо было сбалансировать бюджет либо увеличить экспортную выручку — а вот это уже было не во власти начальства. Можно было наращивать внешний государственный долг — но эти деньги (сюрприз) тратились на поддержание фиксированного курса рубля. "Твердый рубль" принес и еще один эффект, чрезвычайно раздражавший хозяев российской промышленности, — зарплаты их работников в долларовом выражении начали расти, увеличивая издержки на оплату труда, а вот инфляция — замедлилась. В результате начал увеличиваться потребительский импорт, что, в свою очередь, повышало спрос на доллары. Теория предполагает, что с ростом цены труда владельцы предприятий должны начать инвестиции в повышение его производительности. Но именно этого собственникам делать категорически не хотелось. Так же, как претило видеть на рынке импортные товары, вытеснявшие их продукцию.
В результате в российской верхушке сложился консенсус потенциальных неплательщиков. Банкиры не хотели отдавать дорогим рублем долги, а промышленники — платить им же зарплату.
И те и другие понимали, что финансовый коллапс откроет перед ними уникальные возможности — владельцы денежных ресурсов смогут направить средства на рухнувший фондовый рынок и скупить активы по минимальной цене. Решение о дефолте с одновременным мораторием на выплату долгов и в валюте, и в рублях, удивившее экономистов, а также с девальвацией было настоящим соломоновым решением, полностью удовлетворившим российских начальников.
17 августа 1998 года все получили, что хотели. Промышленники — кратное падение доли оплаты труда в своих издержках и защиту рынка от импорта, банкиры — отсрочку расчетов по долгам и выплату их дешевыми рублями, а властные инсайдеры — неограниченные возможности для скупки активов. Именно поэтому так называемое левое правительство, контролируемое Госдумой, и не вмешивалось тогда в управление экономикой. Товарищи были заняты более важным делом — перераспределением собственности в своем кругу.
Единственной настоящей неприятностью оказалась кратковременная вспышка потребительского дефицита, обозлившая народ.
Опыт кризиса–1998 многому научил российскую верхушку и стал фундаментом ее внутреннего согласия, базовые постулаты которого таковы. Народу денег не надо, рост его доходов — наши корпоративные издержки, терпимые только в том случае, если доля их не превышает некоего критического уровня.
Доходы бюджета обязаны быть больше расходов. Внешний долг — плохо, партнеры требуют его возврата в самый неподходящий момент. Внутри страны сами активы не имеют большого значения, важны финансовые потоки и то, кто их контролирует.
Основа социального договора с населением — не столько высокие доходы, сколько полные магазины. Кому нужны деньги — пусть ищут, как заработать.
Чтобы не было дефицита — надо дать зеленый свет торговым сетям, им труднее в случае проблем спрятать товары под прилавок.
Во всех случаях — копите деньги, будет новый кризис, на них многое сможете купить. Ну и, конечно же, друзьям — все, а остальным — только закон. Вместе с дефолтом.
Дмитрий Прокофьев, экономист