Так вышло, что вторую весну подряд я в Германии. Учу немецкий, а заодно изучаю, как устроена местная жизнь. Leben in Deutschland, "Жизнь в Германии", — составная часть интеграционного курса, часть платы за который берет на себя ведомство по делам мигрантов (а при успешной сдаче экзамена возместит вообще 2/3 расходов).
В чужой стране много неожиданного. Например, слова Patriotismus в немецкой речи нет. Немцы не патриоты. Процесс денацификации привел их к консенсусу в том, что 12 лет Гитлера оставили на истории страны пятно. И что ответственность за это несут не только фюрер и его команда, но и народ в целом, дружно певший, что Германия превыше всего.
Моя преподавательница немецкого Аннелиз (дед которой воевал) рассказывала, что в ее доме никогда не говорилось о войне: военная травма, чувство вины. Но она с детства знала: немцы сотворили нечто ужасное. Поэтому старались никогда не подчеркивать, что они немцы. Вывешивать национальные флаги на балконах впервые стали лишь в 2006–м, во время Мундиаля. Да и сейчас футболом патриотизм ограничивается: немцы идентифицируют себя скорее как европейцы. Разговоры о том, что "нельзя историю одной черной краской мазать, Гитлер был эффективный менеджер, строил автобаны, взял Германию с гиперинфляцией, а оставил с "Фау–2", здесь невозможны.
Но главная перемена в немецкой ментальности в том, что права человека, личности стали выше прав государства. Оно обслуживает человека, а не наоборот. Статья 1 немецкой конституции содержит (еще одно мое удивление) не описание структуры государства, а постулат об неотчуждаемости человеческих прав. А статья 20 дает немцам право на сопротивление, если оно своих функций не выполняет. "То есть конституция Германии дает народу право на революцию?!" — спросил я Аннелиз, не уверенный, что правильно перевел. "Да, в том случае, если государство конституцию не соблюдает", — спокойно ответила она. Ей трудно представить, чтобы в конституции значились свобода слова и шествий, а в реальности даже пикетчиков–одиночек хватала полиция.
Права человека vs права государства — водораздел, хребет, отделяющий сегодняшний Запад от автократий и прошлого, и настоящего. Поняв это, перестаешь задаваться вопросом, является ли Россия Европой, и удивляться, почему одни и те же вещи в наших странах вызывают разную реакцию. Скажем, в Германии, если родители наказывают ребенка физически, тут же приходит полиция и его изымает. В России к телесным наказаниям толерантна даже православная церковь: русская семья — копия государства, в котором права есть у главы, но не у детей. В России за военным вторжением Запада в Сирию, Ирак или Югославию видят экономический интерес, а на Западе полагают, что оно вызвано репрессиями государств против населения. Ведь неважно, где родители избивают ребенка: даже если в своем доме, следует войти в него и дитя защитить. Так что, обсуждая "закат Европы", я бы советовал фильтр прав человека использовать, иначе примете за сумерки облачный полдень.
Да и при взгляде на российские проблемы это тоже применимо. Тогда хорошо видно, что многие недовольные сегодняшним режимом борются лишь с формой, но не с содержанием: они в своих филиппиках всегда унижают оппонентов, отказывая им в праве быть людьми. Проведите простой тест: спросите, обладали ли правами человека Гитлер или Чикатило. В ответ услышите: нет, это нелюди, плесень, и нечего с такими церемониться, четвертовать живыми! Вот поэтому в России на суде люди сидят в клетке, как животные, а в полиции и в тюрьме пытки и унижения привычны. Никаких массовых протестов по этому поводу нет: государство сильнее, преступник не человек, и тюрьма не санаторий — а за сравнение с практикой гестапо в нынешней России можно и схлопотать.
Однако из этих печальных размышлений следует один позитивный вывод. Если хочешь, живя в России, прямо сейчас, безо всяких революций, стать западником, европейцем, — начни признавать права человека и уважать человеческое достоинство даже в том, кого считаешь абсолютнейшим негодяем.
Хотя, боюсь, в ответ последует знакомое: "Еще чего!"
Дмитрий Губин, обозреватель
