Каждый раз, когда в "Твиттере" я перехожу с английского на русский, сталкиваюсь с тем, что описывал еще в 1839 году Астольф де Кюстин. Помните, у него трактирщик в Любеке говорит, что на пути в Европу русские веселы, как птички, "которым отворили клетку", зато обратно закрыты и злы?
В Рунете тоже все злы, и не столько делятся новостями или спорят, сколько поддевают и унижают. Стоит запостить невиннейший твит (хоть о ценах на спаржу в Мюнхене), как всё — через час ты уже внутри свары: матерящийся, лягающийся, со съехавшими на пупок очками… А как еще, блин, доказать свою правоту этой дурынде, этой тете Моте из Подпорожья, изрекающей истины космического масштаба и такой же глупости?!
Ладно я, но даже юристы ведут себя в "Твиттере" как урки и орки! Это, в общем, легко объяснимо. В России люди злы, потому что недовольны жизнью, однако не видят, как ее изменить. Бедные боятся стать нищими. Богатые боятся, что за ними придут. Приходящие за богатыми боятся, что в будущем попадут под люстрацию. И все друг друга унижают, потому что через боль другого доказывается собственная сила. Ты ведь не можешь переизбрать депутата, сенатора, президента, проголосовать за оппозиционную партию, выйти на митинг.
Это, повторяю, очевидно. Неочевидно другое: почему злобы так много именно в виртуальной реальности? Мне ведь не хамят кассирши в гастрономе (хотя их зарплаты таковы, что можно простить даже погром). Газеты сохраняют парламентские формулировки. Парикмахер не советует мне валить, потому что–де без меня воздух чище. Почему же в интернете русский человек выглядит хамом?
Похоже, дело в том, что классическая культура публичного высказывания — от газет до автосалона — строится на иерархической экспертной системе. Перед публикацией любая заметка проходит редакторов. Над продавцом автосалона стоит супервайзер, блюдущий стандарты. Де–факто в реальности мы имеем дело со средневековыми цехами, для членства в которых необходимо принимать и соблюдать цеховые правила. Любой бунтарь, халтурщик, негодяй выявляется и исключается из системы. Социальные же сети вне иерархий, они строятся на прямой передаче информации: p2p.
Как всех это вначале очаровало! Какой медиамагнат не мечтал взрастить курочку, несущую золотые яйца без участия фермера, на одном лишь UGC, User Generated Content! Оказалось, однако, что большинству людей миру предъявить нечего. Но если раньше в публичном пространстве они молчали, то теперь частное пространство в один клик стало публичным. И прежние молчуны принялись постить котиков, а с переизбытком котиков — фейк–котиков: была бы лишь реакция в ответ. (Да, в основе фейк–ньюс — человеческая природа, а лишь потом злой умысел!) Когда фейки стали проблемой, показалось, что защитой является личный авторитет: нужно только найти "честного блогера". Но выяснилось — и блогер самых честных правил легко (и искренне) обманывается и поддается эмоциям. Над ним ведь ни редактора, ни бюро проверки. А в условиях, когда все всем недовольны и злы, растет запрос не на информацию, а именно на эмоцию, причем сильную и негативную: это работает классическая положительная (хотя глубоко отрицательная) обратная связь.
В результате в России даже государственные структуры имитируют поведение неиерархических систем. Мария Захарова, Сергей Лавров и даже вышестоящие ведут себя на публике не как политики, а как блогеры. Читающий по бумажке Брежнев никогда бы не произнес, что СССР попадет в рай, а остальные страны просто сдохнут: спичрайтеры не допустили бы.
Какие же выводы из всего этого я предложил сделать?
Гигиенический вывод очевиден: на оскорбления в сетях не реагировать, в злобные дискуссии (а других нет) не ввязываться и никаким новостям из сетей a priori не верить.
А вот другой вывод менее очевиден. Работу государства следует оценивать не только по экономическим или социальным показателям, но и по тому, какие условия оно создает для проявления внутренних склонностей человека. Грубо говоря, способствует текущая политика государства раскрытию лучшего, что в нас заложено, или же людоедского.
В этом смысле число оскорблений на один твит — такой же показатель, как и ВВП на душу населения.
