Мясорубка для грешников и патриотов: "Сирано де Бержерак" Николая Рощина в Александринском театре

Автор фото: Владимир Постнов
Премьеру спектакля Николая Рощина открывает псевдотелевизионный "синхрон" с Кардиналом (Дмитрий Белов), который аттестует свою пьесу "Клориза" как произведение современной драматургии, попирающее рамки и устои. Занавес открывается, начинается "Шоу Монфлери", срывающее золотые драпировки с барочной оперы, современного мюзикла (а что, они и вправду похожи в своей жанровой основе, смешно!) и чресел пузатого Купидона. На секунду поверим лукавому клирику: вдруг он правду говорит, и эта придурковатая феерия и есть образец современного продвинутого театра? Кто же тогда Сирано де Бержерак, срывающий спектакль нагло, под камеру, небось еще с прямой интернет–трансляцией?
Остановленная бузотером постановка благополучно продолжится во втором акте, уже после смерти всех основных действующих лиц ростановской классики. Купидон (Степан Балакшин), пухлые телеса которого развидеть не удастся никогда, благополучно отправляет Пастуха и Пастушку в ад. Там влюбленных ждут черно–белый звездно–полосатый флаг, картонная голова Дядюшки Сэма и черти, предлагающие продать Родину. Следует отказ. На сцену выкатывается гигантская мясорубка для "грешников и патриотов" (точная цитата). Пока проворачиваются ножи, а из дырочек агрегата выдавливается красное содержимое, патриоты поют любовный дуэт со словами вроде "скоро наша плоть навечно соединится в этом теплом фарше" (неточная цитата). И какой же современный режиссер–драматург по доброй воле откажется от такой жирной многослойной пародии?
Если вспомнить, что спектакли, выставки и фестивали у нас обычно срывают разные парамилитарные ряженые ("казаки" ли, "православные" ли), то роль гвардейца Сирано де Бержерака, заявляющегося в театр с компанией мрачных вооруженных персонажей, становится по меньшей мере неоднозначной. Не останется она и двузначной.
То, что началось как черная комедия с "лайв–видео" и продолжилось битвой Сирано с сотней омоновцев на задах Александринского театра, вскоре вырулит совсем в другую сторону. Точнее, в несколько разных сторон. На целый монолог Сирано становится поэтом–анархистом, борцом с властями предержащими и за свободу слова (в прозаическом подстрочнике Марии Зониной — весьма косноязычным, что лишь добавляет образу соли и перца). Потом вдруг прочь политику, он — влюбленный социопат, который разрывается между самоуничижением и самоуверенностью. Любовную линию Николай Рощин обещал сократить до невидимости, но обещания не сдержал, и за треугольником, точнее квадратом Сирано — Роксана — Кристиан — де Гиш мы вынуждены наблюдать во всех подробностях. Только вот лирика все время отдает фарсом. В иные моменты режиссер вообще забывает про Сирано: его товарищи–гвардейцы медленно–медленно облачаются в одеяния XVI века, от чулок до камзолов, от туфель до бородок с париками. Красиво. А потом быстро падают в кофры–гробы, вот и вся война. В финале (да не спектакля, а истории Сирано) борец с пафосом Рощин вдруг вспоминает про поэзию: умирающий поэт обращается к запертой в склепе монашке Роксане по–французски, декламируя с должным градусом классицистической патетики. Опять красиво. Но уже не вполне ясно, к чему бы.
"Сирано" Рощина как колода карт — рассыпается на отдельные сцены, знаки, темы и картины. Хоть гадай. На это последнее, возможно, режиссер и рассчитывал. В одном из предпремьерных интервью Николай Рощин сообщает: "Я в спектаклях не ставлю вечные вопросы, а пытаюсь показать, что мы уже знаем ответы, но не хотим в этом признаваться". О да, ответов — в том числе противоречащих друг другу — на разнообразные вопросы бытия здесь предостаточно, едва ли не слишком много для одного–единственного театрального опуса.
Спектакль рассыпался бы совсем, если б не Сирано — Иван Волков. Кооснователь группы А. Р. Т. О., полунинский клоун, театральный композитор впервые вышел на александринские подмостки как актер и сделал невозможное: превратил чрезмерно многоликого персонажа в живого и поразительно понятного — в любой из масок — человека. Его рубленая, гавкающая речь, нервное пожевывание губ, резкость, неловкость, антитеатральность намертво приковывают внимание, развязывая руки режиссеру и всем остальным действующим лицам и силам "Сирано".