Сваровски неграненый: интонация — главное, что мы теряем

Интонация — это, наверное, последнее, что остается от уходящей культуры. Мы не можем судить об интонации греческой цивилизации, римской, не можем услышать реальное звучание Ренессанса или барокко. Но причудливым образом интонация эпохи Просвещения еще слышна. Отзвуки идеалов всеобщего образования, доступности благ культуры изредка, но все еще различимы. Именно эти утопии и мечты привели не только к Французской революции и навсегда отчеканились в свободе, равенстве и братстве. Но это как раз то, что сформировало немецкую, а потом и русскую интеллигенцию.

Да, скажете вы, именно они привели к революции и у нас тоже. Именно так: идеализм не остается безнаказанным. Но это была та интонация русской культуры, которая перешла и в новую эпоху и самым неожиданным и парадоксальным образом прошла весь советский путь. Прошла нелегко. С трудом, но выжила. Это была интонация учителей, преподавателей, врачей, инженеров. Всех тех людей, кто призван размышлять каждый день и отмерять мысль и, соответственно, слово. И именно эта интонация была реально слышна. Теперь стало клише рассуждать о возрождении русской культуры. Советское отвергнуто и сметено, но именно эта интонация, старая, русская, и пала, выветрилась.

Недавно был на похоронах бывшей заведующей кафедрой в университете. К покойной можно было по–разному относиться как к ученому, руководителю, но все вдруг стали вспоминать ту прежнюю интонацию, что часто встречалась на кафедре, да и в целом на историческом факультете. Была интонация дружелюбной внимательности, приободряющей поощрительности. Не было пренебрежения к еще, быть может, не столь образованным и знающим студентам, не было высокомерия и зазнайства. На похоронах было много речей, но тут–то вдруг и стало слышно, до какой степени эта точная интонация ушла. Интонация, в которой была слышна культивированность сознания, мысли и речи. Главной и почти единственной стала именно советская интонация, простая и глинистая.

Внимание к речи было следствием внимательности к сознанию, поведению, манере общения. Забавно, но эта интонация прежде виделась даже в руках. Вспомните пальцы ленинградских дам глубоко элегантного возраста. Это были не просто жесты и движения, но руки, давно подчиненные контролю правил и норм. И при этом в них не было никакой жеманности, деланности, никакой аффектированности.

Можете представить себе интонацию Дмитрия Сергеевича Лихачева сегодня? Практически нет. Но ведь она совсем не была уникальной. Это не была интонация академиков и всемирно известных ученых. Она была рядовой — в лучшем смысле этого слова. Это была речь, которую слышали от инженеров и физиков, врачей и учителей в школе.

А дальше ее так быстро сбросили со счетов, она стала не нужна. На смену ей пришло понятие "элита общества". Оно–то ее и прикончило. Мог ли Лихачев сказать про себя: "Мы, элита общества"? Боже упаси, конечно нет. А теперь это на каждом шагу. Да, вы правы, не на каждом, но на каждом том, где такое возможно произнести и применить. Культурная элита, духовная элита. Те, кому повезло получить образование, вырасти в хорошей среде, прежде воспринимали это как обязательство (в том числе перед обществом), а ныне это стало предметом экспонирования и выпячивания. Самоконтроль был напрямую связан с известной скромностью поведения. Но ей в новых "элитах" места нет. А потому старая русская культура с этим и погибла. Осколки есть, они тихо светят. А блестит и мелькает другое. Культура стала Сваровски, и этим все сказано. И потому новые элиты — это такие забавные мечты о светскости, глубоко провинциальные и неуклюже смешные.

На днях читал довольно давнее интервью Михаила Барышникова, где тот вспоминал, как Анатолий Собчак (правда, еще владевший той старой интонацией), приглашал Бродского на празднование в Петербург после присуждения Нобелевской премии и обещал созвать на банкет "всю элиту". Бродский был в ярости. Смешная детская мечта — придумать элиту. Правда, плоды ее очень грустные.

Когда–то Николай Лесков довольно точно описал начало очередной новеллы Ксении Собчак: "Роман начинался словами: "Я, как светский человек, встаю в 12 часов и утреннего чаю дома не пью, а езжу по ресторанам". Звучит чудесно, нескромно хочется подправить: завтраковаю по элитным клубам. В авторстве могут быть сомнения, в интонации, увы, никаких. Мишура Сваровски бликует, не старея. Но вместо добротного, уважающего себя стекла, которое с годами только звучнее.