Четверть века назад этот нечаянный афоризм Виктора Черномырдина стал лозунгом денежной реформы, которая сама по себе уже превратилась в легенду. Она стартовала 26 июля 1993 года и продолжалась до конца августа, но верную оценку ей тогдашний премьер–министр России дал через пару недель после ее старта — 6 августа. И стала эта оценка не просто очередным "черномырдизмом", а фактически символом всей финансовой политики десятилетия.
Задумка была более чем правильной. К тому времени бывшие братские республики Советского Союза уже вовсю воспользовались щедрым предложением Бориса Ельцина и "взяли суверенитета сколько могут", заявив, что больше не понимают русского языка, и введя собственную валюту. Но от использования советских рублей не отказались. Разумеется, не внутри страны, а во внешних расчетах.
Рублевая масса с Украины, из Прибалтики, Средней Азии потекла в Россию, наращивая темпы и масштабы инфляции. Мало того, госбанки "небратьев", хотя и не могли эмитировать новые купюры, по–прежнему имели право выдачи безналичных рублевых кредитов, не обеспеченных, как вы понимаете, ничем. Вряд ли это было проявлением наивности с их стороны.
Начиная с января 1992–го, когда прекратилось государственное регулирование, цены росли в 10 раз быстрее, чем заработная плата, инфляция каждые 30 дней прибавляла от 9 до 38%, уровень жизни населения давно упал ниже плинтуса и стремительно катился куда–то еще. Впромышленности разразился кризис неплатежей, предприятия останавливались одно за другим.
А ничем не обеспеченная денежная масса между тем росла: в 1992 году количество наличных денег в обороте подскочило на 850%, а к моменту начала реформы — еще на 782%. Масла в огонь подливала деятельность Центробанка, включившего в попытке выкрутиться из сложившегося положения печатный станок на полные обороты. В результате реальная стоимость рубля ненамного превышала стоимость бумаги, на которой "публиковались" купюры.
То, что определенные шаги предприняты будут, было понятно всем, и гражданам России — тоже. Большинству, правда, терять было уже нечего: череда предшествовавших экономических реформ выпотрошила как кошельки и кубышки, так и банковские счета. Те же, кто ухитрился сохранить какие–то сбережения, спешно приобретали валюту и золото: в ювелирных магазинах все начало лета стояли длинные очереди. СМИ, а особенно телеканалы, панические слухи усиленно опровергали, но это сограждан уже не успокаивало.
24 июля 1993 года ожидание закончилось: реформа стартовала. Согласно указанию тогдашнего главы Центробанка Виктора Геращенко, с ноля часов 26 июля по всей стране прекращалось хождение банкнот выпуска 1961–1992 годов. Купюры советского образца нужно было обменять на новые. Это должно было отсечь накопившуюся рублевую массу и выделить рубль в самостоятельную валюту суверенной России.
Вот только в реальности удар был нанесен не по центробанкам постсоветских республик, а по гражданам. По первоначальному плану обмен старых рублей на новые производился только по предъявлению паспорта с российской пропиской (в паспорте ставился штамп, чтобы пресечь попытки повторить обмен), только в пределах 35 тыс. рублей — это около $35 — на человека, и только в течение суток — 26 июля. Правда, потом, когда в стране началась паника, сумму увеличили до 100 тыс. рублей, а срок — до конца августа, но делу это особо не помогло.
По стране было достаточно людей, чьи наличные сбережения попросту сгорели.
Ну а что же центробанки республик–соседей? Фигурально выражаясь, пожали плечами и продолжили работать дальше, выдавая безналичные кредиты в рублях. Точно так же, как продолжил работу и отечественный печатный станок. Денежную массу удалось сократить меньше чем на 5%. А инфляция продолжила свой рост.
Именно это и имел в виду незабвенный Виктор Степанович.
