Баланс рисков. Почему начальники все делают не так

Недавние трагические события оживили дискуссию о недостатках отечественной системы администрирования. При всем обилии инспекций, регламентов и проверок раз за разом оказывается, что система работает совсем не так, как хочется руководству. Сгорает дом, падает ракета или исчезают бюджетные деньги, и сразу выясняется, что некоторые начальники делали нечто прямо противоположное своим прямым обязанностям, многократно прописанным. При этом начальники, люди здравомыслящие, отдавали себе отчет в последствиях своих действий. Все видели, все знали, все понимали — но делали все наоборот. Вопреки приказу, здравому смыслу и даже чувству самосохранения.

Теория выявленных предпочтений скажет нам, что причиной такого поведения были человеческие мотивации. Если поведение человека кажется нам нелогичным, то лишь потому, что мы не понимаем истинных мотивов его действий. Есть механизм, который побуждает человека действовать именно так, как он действует. Но как найти эту тайную пружину, не могли ответить и лучшие умы.

115 лет назад, в апреле 1903 года, выдающийся русский писатель и важный русский начальник заспорили о том, что представляет собой Россия. Да знаете ли вы, что такое Россия, воскликнул начальник. Ледяная пустыня, а по ней бродит лихой человек! Да не вы ли сами превращаете Россию в эту ледяную пустыню, попытался возразить писатель Дмитрий Мережковский. Но начальник (обер–прокурор Синода Константин Победоносцев) остался при своем мнении.

Россия как ледяная пустыня — метафора, конечно же, яркая. И сказана она была чиновником, отвечавшим среди прочего за внутреннюю политику пополам с идеологией. Но яркая метафора заслонила собой вторую часть фразы Победоносцева о "лихом человеке", бродящем по России. Традиционная трактовка этого образа — бунтарь, революционер, противник стабильности, или, как выразился современный начальник, "бузотер". Но действительно ли обер–прокурор имел в виду именно таких людей? Или он опасался "лихости" кого–то другого?

За 40 лет до этого примечательного разговора другой высокопоставленный чиновник — вице–губернатор Салтыков (известный нам как писатель Щедрин) фиксировал впечатления от поездки по вверенной ему губернии. Большого начальника поразили даже не бесхозяйственность и бедность, а какое–то дикое хищничество, которое демонстрировали буквально все — и чиновники, и купцы, и крестьяне. Пересказывать это невозможно, нужно цитировать. Вот про лес: "Наш русский — купец или помещик… дай в руки топор, он все безо времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет — ну и останутся на том месте одни пеньки". Вот про озеро: "Прежде все русским сдавали, да безо времени рыбу стали ловить — и выловили все. Ну и отдали немцу…" А вот и описание рядового бизнес–процесса в изложении губернаторского ямщика: "Он тебя утром на базаре обманул, к полудню, смотришь, его самого кабатчик до нитки обобрал, а там, гляди, и у кабатчика выручку украли… Так оно колесом и идет!" Только "куда деньги деваются, ни у кого их нет!" — удивляется ямщик. А немцы на что, интересуется вице–губернатор. И то правда, охотно соглашается ямщик. Денежка свое место знает!

Впрочем, и в отношении себя специалист по перевозкам не испытывает никаких иллюзий: "…я с Крестьян Иванычем (немцем) на базар ездил, так он мне говорит: "Как это вы, русские, лошадей своих так калечите? Неужто ты не понимаешь, что лошадь твоя тебе хлеб дает?" Ну а нам как этого не понимать? Понимаем!" И с этими словами ямщик набрасывается на своих лошадей, избивая их кнутом.

Понимаем! Как не понимать! Но делаем — наоборот! Лучшее, на мой взгляд, объяснение "лихости" человека в ледяной пустыне предложил российский ученый Симон Кордонский. Согласно его идее, наша экономика — это "экономика промыслов". Участник такой экономики, от начальника до бомжа, в каждый момент времени ощущает себя кем–то вроде первобытного охотника и собирателя, бредущего через пустыню с топором в руке, "промышляя", высматривая, какой ресурс он может обратить в свою пользу. Это и есть его главная мотивация к действиям. Ни вчера, ни завтра для такого охотника не существует. Есть только баланс рисков в текущую минуту — быть схваченным или схватить самому. Отсюда и "лихость", без которой в пустыне никак не выжить.