Лондон, 1950–е годы. Знаменитый модельер Рейнольдс Вудкок (Дэниэл Дэй–Льюис), звезда послевоенной Великобритании и всего мира, надо полагать, обшивает самых богатых и знаменитых. За его домом — прообраз будущих домов моды — следит суровая сестра Вудкока, Сирилл. Вышколенные портнихи напоминают провинившихся школьниц, а сама Сирилл (Лесли Мэнвилл) — их надзирательницу. Мода еще не индустрия, а колдовство, над всем, что кроится и шьется, парит гений Вудкока. Он убежденный холостяк, и, когда очередная муза ему надоедает, нас даже не удостаивают финальной сцены, на это нет времени, мастер должен работать. После очередного разрыва мастер встречает в пригородном отеле официантку по имени Альма. Конечно, она станет его новой музой, но и тут романтического периода почти нет: вскоре опять раздражение, разочарование, близится разрыв, но мы понимаем, что на этот раз все будет иначе.
Многие критики с удовольствием демонстрируют нам познания в психологии, интерпретируя личность главного героя, но дело не только в нем. Альма (Вики Крипс) не менее загадочна, и они в этом смысле два сапога (или в данном случае — платья) пара. Как только дело близится к разрыву, Альма берет корзинку и отправляется в лес. Там она находит гриб вроде лисички — не смертельный, но вызывающий серьезное отравление — и добавляет его в пищу Вудкоку. Модельеру на какое–то время становится очень плохо, и Альма с большим вниманием и любовью начинает выхаживать его, после чего любовь расцветает вновь.
"Призрачная нить" буквально создана для интерпретаций. Кажущийся простым, даже намеренно подсушенным, словно гренка, сюжет лишь распаляет чувства критика. Можно было бы сказать, что сюжет построен на буквальной реализации метафоры "любовь — отрава". Любовь — это и яд, и одновременно противоядие, суть именно в сложном балансе одного и другого. Но это более–менее понятно, и фильм вовсе не претендует на высказывание в духе "еще одна история про любовь". Даже напротив. Вся чопорность фильма призвана показать, что обратная сторона красоты — безжизненность.
Возможно, режиссер просто изощренно шутит: когда героиня опять берет корзинку и отправляется в лес, эта сцена вызывает уже судорожный смех. Однако вместе с насмешкой тут есть и еще кое–что. Это история про конец эпохи уникального — и о начале времени копий и подделок. Одновременно это фильм о конце трагедии, так сказать, "пост–Шекспир". Там отрава долгое время означала конец действия и всего вообще. Здесь она выступает в роли "управляемого атома" — чем не торжество прогресса, где все счастливы и здоровы в итоге?.. С другой стороны, Вудкок — типичный диктатор в искусстве. Когда–то такое поведение было нормой, и все вокруг ему подчинялись. Но сегодня такое поведение попросту неэффективно. Современное искусство, и мода в том числе, строится на сотрудничестве, на коммуникации и, если угодно, на уважении к людям — и никакой гений не может заменить собой институт, коллектив, который и создает продукт. Ни один гений без коммуникации сегодня не может добиться успеха — и потому герой и выглядит жалким, а не всемогущим. То есть это еще и о конце диктаторства как способа существования художника. В общем, фильм как жемчужина: в зависимости от времени суток или освещения он играет совершенно разными красками. В чем и состоит его прелесть.
