Поначалу господин К. еще помнит, что он лишь назвался землемером, но им не является. Он прибыл в Деревню у Замка, рассчитывая перехитрить всех здешних обитателей и победить. Но победить что? В инсценировке "Замка", сделанной главным режиссером театра Петром Шерешевским, господин К. весьма разговорчив, не чурается монологов, часто сбивается на пересказ событий от третьего лица. Сюжет неоконченного романа Франца Кафки пройден — как в школе, разыгран последовательно, от начала до последней буквы (ну, до предпоследней). Чтобы решить проблему финала, герою требуется уснуть в кабинете секретаря Эрлангера и увидеть столь иллюзорную теперь победу. Но над чем же?
Петр Шерешевский делает ход конем и декларативно (в аннотациях к спектаклю) переносит "Замок" в загробный мир. Социально–экзистенциальные мытарства господина К. предложено считать воздушными мытарствами, посмертным путешествием души — только не по Чистилищу, а в Бардо. Господин К. даже слышит из трубки старого советского таксофона наставления Тибетской книги мертвых (ангельской прелести саундтрек с детскими голосами). Чем глубже увязает герой в тошнотворной реальности Замка и Деревни, в любовных связях с Фридой и Ольгой, тем невозможнее развязка (победа, освобождение?), тем тише голоса — в финале звучат лишь их невнятные обрывки. Но вообще–то больше ничего потустороннего на крошечной сцене театра Малыщицкого не происходит — и это, несомненно, к лучшему.
Бессмысленная система правил и запретов Замка наложена на воспоминания о советском детском садике: картинки сходятся идеально. Гнусно–коричневые обвислые колготки, в которые обряжены все действующие лица, играют главную роль в постановке. Они одни способны лишить человеческого достоинства любого господина, не только К. Жуткое "Быстро кушать!" и "Спать, спать!" из уст Мицци (Светланы Циклаури) вгоняет в дрожь автоматического узнавания. Липовое добродушие Учителя (Виктора Гахова) и Старосты (Андрея Балашова), невзначай всплывающие пародии на "В гостях у сказки" (с текстом Кафки, а как же!) — лучшие моменты спектакля. Но и детский садик, как все в Бардо, отнюдь не постоянная форма этого "Замка": он проявляется и исчезает наравне с другими кошмарами, будь то бедная поселковая дискотека, бабушкина душная кухня с парадным сервантом, лагерные аллюзии (треухи, пошитые из телогреек, алюминиевые миски с ложками, но без вилок) или толстые намеки на "Трудно быть богом" с его псевдосредневековщиной.
Здешняя константа — труха. В прямом смысле слова — пластиковая упаковочная стружка. В нее заворачиваются, как в одеяла, ее едят, бесконечно и неаппетитно пережевывая, пинают, как снег, читают, как телеграммы, выдергивая какую–нибудь ленточку из клока ей подобных. Из нее скользкие сомнительные бодрячки — помощники господина Землемера (Ник Тихонов и Александр Худяков) — цирковым манером вытаскивают балалайки с баянами: с песнями вообще в этом театре управляются лихо. Как и с чайниками, из которых при упоминании Графа каждый раз раздается коллективный свисток.
Мертвенный грим, блестяще срежиссированные искусственные движения и гримасы обитателей Деревни выделяют господина К. как единственного человека в царстве химер (если бы Антон Ксенев в этой роли дотягивал до настоящего, живого человека!). Однако по ходу пьесы грим стирается, персонажи явно (хоть и не лучшим актерским способом) очеловечиваются, даже Варнава перестает кукарекать и хлопать крыльями. Последний сон господина К. превращается в милый утренник с надувными шариками: все танцуют, кошмары позади, впереди та самая вожделенная победа и поклоны. Натянутый финал попросту отменяет и "Замок" Кафки (роман, который, пожалуй, по природе своей не может быть окончен), и весь мерцающий двусмысленный космос спектакля, с такой тщательностью выстраиваемый Петром Шерешевским на протяжении 3 часов действа. Если это и победа — то пиррова.
