Лев Лурье о ситуации с мостом Кадырова и доской Маннергейму

Автор фото: Сергей Коньков

Историк Лев Лурье, анализируя историю с мостом Кадырова и доской Маннергейму, неожиданно вспомнил народную частушку "Мы с приятелем вдвоем работали на дизеле…".

Искрометные анекдоты про черную и белую полосу, которые так любит пересказывать наш президент, вообще тяготеющий к малым фольклорным жанрам, на этой неделе оказались неверной моделью реальности. События шли сплошь траурные: история с легкоатлетами (и с ними ли одними), высылки и посадки шпрыгинских молодцов в Европе, единодушное продление санкций, разгром команды Слуцкого и, наконец, чудовищная трагедия на карельском озере.
Все эти напасти объединяет единый механизм: усталость металла. Невозможно бесконечно использовать запрещенные фармацевтические средства, след которых в организме легко определяется теперь на десятилетие назад. Эстетика байкера Хирурга, еще действующая на молодежь Бежецка и Клинцов, не вызывает малейших восторгов в Марселе и Кельне. Минские соглашения надо или пересматривать, или выполнять. Нельзя сокращать лимит на иностранных футболистов, лучше его вообще отменить.
Если давать ворам "создавать экстремальные условия для воспитания подростков", трагедии неизбежны. Но все это не нами заведено, в каждом из явлений масса интересантов. Остановить мгновенно ничего нельзя. Даже подняв по тревоге вооруженные силы.
Другое дело истории с мостом Кадырова и доской Маннергейму. Здесь неприятности возникли на ровном месте и вообще ничем не обусловлены. Как говорится, "мы с приятелем вдвоем работали на дизеле, он чудак, и я чудак, у нас дизель…"
Мост официально переименовали, несмотря на наибольшее количество протестных подписей, собранных когда–либо в Петербурге: 100 тыс. Несмотря на сомнительное голосование Топонимической комиссии, судебные иски и депутатские протесты.
Хотелось войти в положение губернатора, принимавшего судьбоносное решение явно без особого восторга. Наиболее правдоподобной выглядела такая версия: Рамзан приезжает в Петербург на ПМЭФ. Один ли, в обществе президента и/или губернатора они добираются до Дудергофского канала. Начинается великая мистерия примирения и дружбы. Местные аксакалы танцуют зикр. Михаил Боярский исполняет "Зеленоглазое такси". Что–то мужественное хрипит Александр Розенбаум. Жители Красносельского района во главе со своим депутатом Виталием Милоновым ликуют.
О событии рассказывают федеральные каналы. Дмитрий Киселев сопоставляет убийства в Орландо с миролюбивой национальной политикой РФ. НТВ показывает фильм "Взорвать мост" о депутатах Борисе Вишневском и Максиме Резнике.
Результат: Рамзана Ахматовича было в городе не видно: то ли не приехал, то ли тихарился. Зачем затевали всю эту бучу, осталось неясно. Главными противниками моста оказались не либералы, на которых спускали всех собак, а националисты.
Ответом Ахмату Кадырову стали не Борис Немцов и Анна Политковская, а полковник Буданов. И это не "яблочники" вешают на мосту Кадырова растяжки с его призывом убивать как можно больше русских солдат.
Шоу на мосту будет наверняка продолжаться еще долго, точно до сентябрьских выборов в ЗС и Думу. На месте тех, кто был против переименования, я бы обязательно указывал на это обстоятельство во всех предвыборных материалах. Образуется сильная транспартийная коалиция, объединенная глупостью власти. Что ж, ты этого, как говорится, хотел, Жорж Данден.
По–другому, но тоже глупой смотрится история с доской Маннергейму. В прошлом году в день открытия Экономического форума Владимир Мединский должен был открыть памятную доску на фасаде особняка (бывшей Академии Генштаба на Галерной). В последний момент из–за возможных протестов доску без всяких объяснений не открыли. Теперь тоже без всяких объяснений она появилась на Захарьевской, 31.
Мединский, еще не будучи министром, писал о маршале: "Блокада Ленинграда и голодная смерть почти миллиона жителей города стали возможны потому, что финны замкнули свою половинку кольца. Это не было случайностью. Маннергейм не скрывал, что от отношений с немцами зависело существование Финляндии как независимого государства, дружил с Третьим рейхом не за страх, а за совесть".
Что думать о власти, если министр культуры трижды отрекается от того, что говорил прежде, а губернатор сам, без всякого принуждения, показывает слабость характера? Такие ошибки обычно дорого обходятся. Ну и слава богу.