Редактор пятничного номера "ДП" Дмитрий Грозный о журналисте Дмитрии Циликине

Исполнительный редактор "Делового Петербурга" Дмитрий Грозный — о том, каким Дмитрий Циликин останется в памяти.

По Диме Циликину можно было сверять часы... Вообще для журналиста задержать текст на день, неделю, месяц или даже год (да-да, есть и такие случаи) — вообще не вопрос. Что с них взять — люди творческих профессий: вдохновение, то-се. Да и сам я такой. И это притом что газета — конвейер, и все должно происходить вовремя. Так вот,  Дима был единственным человеком, в котором можно было быть уверенным не то что абсолютно… Это было как бы само собой разумеющееся, что текст с адреса dmtsilikin@... придет точно в срок и ровно того размера, как договаривались. Абсолютное счастье любого редактора — получать материал, с которым не нужно ничего делать, который ты читаешь просто так, на всякий случай: точные, а порой беспощадные формулировки, выверенные смыслы, фамилии не перепутаны. И при этом Дима готов был биться до последней капли крови — и это не преувеличение — за каждую запятую, за каждое слово. Составляя подробные примечания к текстам, почему это выражение нужно употреблять именно так, а не иначе. Если же корректоры что-то все-таки исправляли, с его точки зрения искажая смысл, то он был беспощаден в выражениях. Однажды это вылилось в обмен письмами с отделом корректуры "ДП", по степени накала ничуть не уступающий переписке Ивана Грозного с Курбским…
Мы были знакомы настолько давно, что уже бесполезно подсчитывать количество лет. Поначалу Дима всякий раз произносил при встрече ироничное приветствие — что-то типа "Иван Грозный, за свою жестокость прозванный Васильевичем". Дима в культурной среде знал всех и его знали все, он работал в звездном "Часе Пик", потом на телевидении, потом оказался для него слишком неудобным и острым, за что был изгнан. "Деловой Петербург" — одно из немногих мест, которому наплевать, считают человека не соответствующим моменту или нет, и, к счастью, он стал писать о театре у нас. Мы редко созванивались, а виделись вообще раз или два в год, но уж в этом случае Дима обязательно вываливал целый ворох занимательных театральных историй и ироничных наблюдений. Уж что-что, а на язык он был остер …
Вообще это был какой-то дурацкий день. Я звонил многим авторам, а мне отвечали: "А что?! Неужели уже среда?" Ближе к обеду я вдруг осознал, что есть какая-то неправильность во всем происходящем. Произошло невозможное: нет текста Димы. Раньше, если он собирался задержаться на час, то подробно сообщал, как и почему: нужно сходить к зубному или просто дать тексту чуть отлежаться, чтобы потом перечитать его на свежую голову и вычистить шероховатости. Но в эту среду почта была пуста, я написал Диме, потом позвонил, потом опять написал, опять позвонил — беспокойство нарастало, и я откопал в бумажных залежах на столе обычную записную книжку, где был записан домашний номер. Он тоже молчал. Стало окончательно понятно: что-то произошло, и я набрал номер Татьяны Москвиной в надежде наконец все прояснить, но оказалась, что Татьяна тоже очень волнуется, потому что не может найти Диму с понедельника. Мы знали, что он был в Риге, и я стал звонить туда — вдруг все-таки есть какое-то обычное человеческое объяснение: заболел, опоздал на поезд, разрядился телефон или в конце концов просто его украли. Все оказалось совсем не так.
Пять минут назад мне пришла sms от "ЦиликинДм": "По настоящий момент вызываемый абонент не появился в сети".