Рецензия Андрея Архангельского на фильм "Орлеан"

Фильм "Покаяние" Тенгиза Абуладзе был снят в 1984 году — за год до перестройки. Кто–то каждый день выкапывает труп бывшего городского главы Варлама Аравидзе: при нем было погублено много невиновных — потому за грехи его "земля не принимает". Если бы фильм вышел на экраны в том же 1984 году, то смотрелся бы "печальной историей о прошлом", но не более того. Тема репрессий в 1984 году вовсе не является табу; достаточно сказать, что сталинизм осуждается даже в правоверных сериалах тех лет — хотя и не так метафорично — в чекистском ("ТАСС уполномочен заявить") и милицейском ("Противостояние"). Плюс "Покаяние" — история, безусловно, с грузинским акцентом, и фильм проходил бы в первую очередь по разряду "национального кино". Плюс жанр — притча; кино, что называется, на любителя.

Никому бы и в голову не пришло в 1984 году, что этот фильм вскоре станет грандиозным пророчеством, главным символом тектонических перемен в сознании миллионов людей, гигантским обобщением, метафорой вообще всего, что происходило со страной, с нами, — до и после 1985 года.

Я сознательно начинаю рецензию на фильм "Орлеан" Андрея Прошкина с фильма "Покаяние": во–первых, манера, в которой снят "Орлеан", чем–то стилистически напоминает перестроечную; во–вторых, в нем, как и в фильме Абуладзе, чувствуется какая–то устремленность в будущее, что–то пророческое: словно бы фильм о чем–то знает, о чем еще не знаем мы. И вполне вероятно, что мы сегодня просто не можем оценить в полной мере значение "Орлеана" — как не могли бы оценить зрители "Покаяние" в 1984 году. Формально тут тоже речь о покаянии, правда запоздалом: выражаясь метафорически, герои Прошкина сами себя закапывают за грехи (сценарий Юрия Арабова). Но прежде мы узнаем о жизни фантастического городка Орлеан, который погряз во грехе и куда является Экзекутор — человек с лицом Виктора Сухорукова и неясной миссией.

Никакие темы этого фильма сегодня не кажутся актуальными: ни муки совести (собственно, это и есть главный герой фильма — Совесть в исполнении Сухорукова), ни раскаяние, ни покаяние. Так, мы что–то слышали об этом — но сама тема находится, так сказать, на периферии общественного сознания. Примерно как в 1984 году. Тема расплаты за грехи вообще кажется чем–то сказочным и фантастическим, смотрится все это в лучшем случае как притча (автор, собственно, в этой манере и снимает). Синефилы в лучшем случае назовут это трешем, черной комедией и будут думать, что это что–то по мотивам Тарантино. Зрителю Абуладзе в этом смысле было проще: он все–таки был способен понимать метафоры и делать обобщения — в отличие от сегодняшнего зрителя, чей мозг разжижен просмотром кино с линейными сюжетами и героями.

Поэтому приходится пояснять специально: фильм Прошкина на самом деле о нашем обществе, о том, к чему оно пришло спустя 30 лет после перестройки, в 2015 году, — со всем его равнодушием к происходящему, неспособностью посмотреть на себя со стороны, со всей немотивированной агрессией — и немотивированным же страхом, скрытым ожиданием расплаты, ненавистью к другому вперемешку с желанием "спасти весь мир" — любой ценой, в том числе и ценой самого мира. А главное — отсутствием инстинкта к различению между добром и злом и отсутствием рефлексии по этому поводу. И нет, кажется, более сильного высказывания о нас сегодняшних, "это о нас" — написал бы какой–нибудь перестроечный рецензент, но сейчас такое выражение также мало кого вдохновит.

Такие фильмы всегда появляются неожиданно, необъяснимо и чуть заранее — хорошее искусство всегда опережает общественные настроения. Причем фильм сделан в ироничной манере, он лишен звериной серьезности — хотя при этом ни на шаг не отклоняется от основной идеи, целиком серьезной. Как это удалось — при нынешнем состоянии кинематографа, когда мы знаем, на какие именно фильмы сегодня дают деньги… Как вообще такой фильм может выйти сегодня на экраны?.. (А выходит он в прокат на 500 копиях.) В общем, тоже чудо и загадка. Редакторы обычно хотят, чтобы рецензия "звала человека в кинотеатр", а критик, как правило, сопротивляется, поскольку он — существо, давно разочаровавшееся в людях и искусстве. Но тут такой редкий случай — когда можно с чистой совестью сказать: надо идти и смотреть обязательно.