Леонид Десятников давным-давно был, что называется, широко известен в узких кругах профессионалов. Но всесветно знаменит он стал 5 лет назад, когда Большой театр заказал ему и поставил оперу "Дети Розенталя". Премьера оперы, в которой профессор Алекс Розенталь по заданию товарища Сталина клонирует стахановцев, а потом создает дубли Моцарта, Чайковского, Мусоргского, Вагнера и Верди, вызвала огромный политический скандал.
Вторая сенсация случилась в октябре 2009 года, когда
петербуржец Десятников неожиданно для всех был назначен музыкальным
руководителем Большого театра. В августе он так же неожиданно покинул этот пост
по собственному желанию.
"ДП": Вы почти всю жизнь были свободным художником, пока год
назад не приняли должность музыкального руководителя Большого. Сейчас, покинув
этот пост, вы вздохнули с облегчением, что не надо больше ходить на службу? Или
это стало школой, и теперь вы, к примеру, можете возглавить Teatro Real в
Мадриде, когда истечет срок контракта его нынешнего интенданта Жерара
Мортье?
Леонид Десятников: Большой театр дал мне опыт ежедневного
общения — в этом было что–то освежающее. И у меня сохранились теплые
приятельские отношения с работающими там людьми — не только с артистами и
музыкантами. Должен сказать, что моя функция была в основном декоративной,
символической. Это была роль, и я, мне кажется, с этой ролью справился. Так что
не надо относиться к моей номенклатурной деятельности так уж серьезно. Вообще же
композитор по умолчанию обязан быть маргиналом и нелюдимом. Это неотъемлемая
часть профессии. Поэтому в одиночестве нет ничего неестественного.
Композитор — человек оседлый, который сидит пишет музыку, а не общается.
Общается человек, который пиццу разносит.
"ДП": Но вы притом отнюдь не чураетесь виртуального
общения.
Леонид Десятников: В Сети я не вступаю ни с кем в контакт,
просто читаю блоги каких–то людей, которые, даже не будучи со мной знакомы,
стали для меня в каком–то смысле близкими людьми. Есть потребность в таком
достаточно безболезненном контакте: я не несу ответственность за этих людей, они
не знают о моем существовании, но изо дня в день наблюдать за тем, что с ними
происходит, довольно занятно. Хотя я отдаю себе отчет в том, что эти персонажи
суть лирические герои тех реальных людей, которые их сочинили.
"ДП": Как вам после нескольких десятилетий жизни в
Петербурге дался год в Москве?
Леонид Десятников: Не принадлежу к числу людей, которые во
что бы то ни стало должны противопоставить Москву Питеру, а Питер Москве. Жизнь
в Москве — достаточно позитивный опыт. В этом городе действительно есть
какой–то адреналин, о котором мы не подозреваем в Петербурге.
"ДП": А уродство московской внешней, архитектурной среды вас
не тяготило?
Леонид Десятников: Конечно, я обращал на это внимание.
Примерно со второй половины октября прошлого года я находился в Москве и
приезжал в Петербург на 3 дня в месяц. И всякий раз, возвращаясь сюда после
долгого времени, проведенного в Москве, сначала немножко вздрагиваешь. Потому
что видишь запущенность родного города по сравнению с Москвой. Но потом быстро к
этому приноравливаешься и видишь какие–то другие вещи. Например, небо совершенно
другое — небо в соотношении с городом, который нарисован на этом небе. Чего
в Москве совершенно нету.
"ДП": Понятие second hand обычно ассоциируется с некоторой
второсортностью. Почему так назван юбилейный концерт?
Леонид Десятников: Это все не всерьез. 55 лет на самом деле
никакой не юбилей. Юбилеев у человека всего два: 50 и 75, других не бывает. Но я
родился в 1955 году, в октябре, и фамилия цифровая — эта занимательная
нумерология меня шутливо по жизни сопровождает. А Second Hand — потому что
программа составлена главным образом из транскрипций: это произведения, которые
не принадлежат мне, мою фамилию по отношению к ним можно поставить в каком–то
подчиненном виде. Это чужая музыка той или иной степени приближенности ко мне, с
которой композитору довольно часто приходится иметь дело на протяжении всей
трудовой жизни. Большей частью для зарабатывания денег. Хотя транскрипции
каких–то вещей я сделал просто из любви к искусству.
Вообще эту программу придумал пианист Алексей Гориболь, а
я — только название. Концерт застал меня немножко врасплох, он случился в
самый разгар моей текущей работы — над партитурой балета "Утраченные
иллюзии", который в Большом театре будет ставить Алексей Ратманский. Не могу
сейчас себе позволить отвлекаться на публичную жизнь, хоть и вынужден это
сделать.
"ДП": Ваши сочинения инструменталисты и певцы хвалят за то,
что их удобно исполнять. А в балете вы заботитесь, чтобы было удобно телам?
Леонид Десятников: Это сложнее. Я продолжаю использовать
свою достаточно прихотливую ритмическую систему, что танцовщикам обычно не очень
удобно. Но музыка, которую сейчас пишу, отчасти напоминает ту, к которой они
привыкли: традиционную балетную музыку Минкуса, Чайковского, Делиба. Поэтому, с
одной стороны, им будет за что зацепиться — за что–то знакомое. А с
другой — они должны пребывать в напряжении по поводу постоянно меняющегося
музыкального размера.
"ДП": В романе Бальзака, положенном в основу либретто,
амбициозный провинциал покоряет Париж. Для вас, когда–то приехавшего из Харькова
поступать в Ленинградскую консерваторию, в этом есть какие–то автобиографические
аллюзии?
Леонид Десятников: Абсолютно никаких. Я озабочен чисто
музыкальными задачами. Думаю о далекой от академического мейнстрима балетной
музыке, которая меломанами считается музыкой второго сорта, о раннем романтизме,
о музыке Шопена, которая на протяжении почти всей моей жизни вызывала у меня
некоторую неприязнь. Я пытаюсь этот слушательский опыт как–то переплавить в
своей алхимической лаборатории.
"ДП": Утрачивать иллюзии болезненно, неизбежно,
необходимо?
Леонид Десятников: Ничего не могу вам сообщить по этому
поводу, потому что никогда не испытывал иллюзий. Почти никаких. Ни по какому
поводу. Даже по поводу перестройки.