Уильям Гомм попал в придворные банкиры из леса

<BR><BR>В России всегда, так или иначе, были придворные банкиры. Только если в XXI веке они существуют все- таки неофициально (некоторые эксперты используют также термин "семибанкирщина"), то в веке XVIII придворные банкиры носили свое звание на совершенно законных основаниях.<BR><BR>Если отвлечься от мелких деталей, то между придворными банкирами новой и старой формации есть одно, но очень большое сходство: близость к власти.<BR>Это всегда интересно -- узнать, по какому принципу в России выбирают людей, которым доверяют очень большие бюджетные деньги. История Уильяма Гомма -- первого придворного банкира, официально получившего это звание -- ответа на этот вопрос не дает.<BR><BR><B>Придворный механизм</B><BR>Придворные банкиры в XVIII веке отвечали за одну из самых деликатных операций. Российскому государству были необходимы деньги за границей -- на содержание дипломатических представительств и войск, привлечение иностранных специалистов и т.д. и т.п. Эти деньги должны были каким-то образом попасть за границу. Обеспечением этого процесса и занимались придворные банкиры. Сначала они получали от российской казны необходимую сумму, а взамен выдавали вексель на свое имя. Дальше все было делом техники: вексель пересылали за границу, и дипломаты обналичивали вексель в местных банках. Естественно, для успешного совершения операции придворный банкир должен был располагать кредитом европейских банков.<BR><BR>"Купец жадный..."<BR>Вообще-то, придворный банкир №1 Уильям Гомм был не совсем банкиром, вернее, совсем не банкиром. Гомм зарабатывал торговлей. Он был крупнейшим купцом Russia Company -- английской фактории в Петербурге, которая в то время контролировала очень значительную часть внешнеторгового оборота российской столицы. Во многом благодаря купцам из этой фактории в Петербурге появилась Английская набережная. Они строили здесь свои особняки, мало чем отличающиеся от лучших дворцов Петербурга.<BR>Гомм специализировался на оптовой торговле лесом и медью. При этом он любил рисковать, и до поры до времени Уильяму везло. В 1764 году, согласно "Ведомости о составе купцов и их торговых оборотах", он был купцом №1 по объему импорта.<BR>Впоследствии Комиссия по коммерции дала ему такую характеристику: "Гомм купец жадный и имел голову, наполненную бесконечными коммерческими спекуляциями... всегда делал проекты к новым отраслям российского торга, но не имея ни прилежания, ни попечения о произведении их в исполнение, никогда не оставался на том, чтоб, усмотря неудачу, ограничить себя какою-нибудь осторожностию, а всегда поступал необузданными замыслами в опускаемого в свой торг, и чрез то попадал из одного в другое нещастие, искал себе восстановление случайно..."<BR><BR><B>Опасные связи</B><BR>Трудно сказать, чем английский купец Уильям Гомм очаровал фельдмаршала Петра Ивановича Шувалова. Скорее всего, Гомм сумел развернуть перед графом масштабную картину будущего обогащения. Прибыль обещалась от эксплуатации онежских лесов. Как установила Комиссия по коммерции, Шувалов "взял в руки онежские промыслы и передал их Гомму, который сам никогда не был ни в Архангельске, ни в Онеге, и лесов тех не видел и не имел представления о портах, где можно было устроить отправку леса".<BR>Северные промыслы были отданы Гомму на 20 лет. Разрабатывая в Петербурге планы будущих портов, Гомм руководствовался в основном картами морских берегов -- "старыми публичными и вновь присылаемыми ему от городов".<BR>Нет оснований, чтобы подвергать сомнению профессионализм топографов XVIII века. Безусловно, они старались, но карты все равно соответствовали принципу "для бешеной собаки 7 верст не крюк".<BR>В результате порты все-таки построили, но в неудобных местах. Гомм потерял 150.000 рублей, а Шувалов не получил обещанной прибыли. Но несмотря на это дуэт продолжил деловое сотрудничество. Граф хотел денег, а купец -- вернуть потерянные капиталы. Аренду продлили до 30 лет, а Шувалов даже устроил для Гомма ссуду из Медного банка.<BR><BR><B>807.297 рублей 93 копейки</B><BR>По прошествии 250 лет нельзя твердо утверждать, чем руководствовались государственные мужи в своих решениях. Но факт остается фактом: именно в 1765 году, в разгар истории с промыслами, Гомм официально получает звание придворного банкира. Тут-то и начинается самое интересное. Придворный банкир Гомм получает 807.297 рублей 93 копейки казенных денег. Уильям резво взялся за дело -- "зачал выписывать для Монетного двора и золото и серебро, а при этом и ремитировать казенные деньги так как банкир в чужые государствы". Причем 807.297 рублей 93 копейки по тем временам суммой были более чем значительной, а собственные коммерческие дела у купца были далеки от идеала. Гомм в очередной раз рискнул, решив самым решительным образом поправить дела Онежского порта.<BR>Ничего хорошего из этой затеи не вышло. По информации Комиссии по коммерции купец-банкир, "имея во власти своей те 800.000 готовых денег, сделал он себе новый и необузданный проект, который не токмо бедствие его довершил, но корону привел в превеликий убыток и партикулярных кредиторов разорил".<BR>В конце концов в 1769 году у Гомма все-таки отобрали звание придворного банкира, казенные же деньги к тому времени "на выписывание золота и серебра, которые служить были должны ему кредитом в чужих краях по банкирству его, не находились уже в наличности".<BR><BR><B>Конец Гомма</B><BR>Казенные деньги все таки начали искать, но опять-таки по-русски. Расследованием руководил Никита Панин. Непосредственно розысками занимались генерал-поручик Веймарн и генерал-прокурор Сената Глебов. Однако Глебов был вскоре отстранен "за злоупотребления", а также за связи все с тем же Шуваловым.<BR>Торговля онежским лесом тем временем была взята под контроль, но с самим Гоммом ничего не сделали. Купец остался при деле "как автор всех его силою начатых торговых спекуляций"...<BR>За придворную банкирскую жизнь Гомм вместе со своим компаньоном перевел за границу для нужд двора по векселям 936.196 рублей, получив за это 0,5% комиссионнных.<BR>Бизнес самого Гомма шел все хуже и хуже. После того, как в 1767 году ему отказала в кредите крупная амстердамская банкирская фирма "Гопе и Ko", кредиторы немедленно наложили арест на его товары в Англии и Голландии, а затем продали их на публичных аукционах. В деле о 800 тысячах ясности тоже не наступило. Комиссия по коммерции, изучившая бизнес-историю английского купца, записала в документах: "неизвестно, каким образом Гому пришло в руки от стороны короны выписывание золота и серебра, а напоследок и придворное банкирство". Окончательно самый могущественный купец Петербурга и придворный банкир №1 в российской истории разорился в 1783 году.<BR><BR><BR><B>Использованы</B><BR><B>материалы книги</B><BR>"Петербург. История банков".