Ностальгия по цензуре -- малоприятное чувство

<BR><BR>Виктор Смирнов и Юрий Цурило на Александринской сцене, Валерий Ивченко в БДТ, Семен Стругачев в Ленсовета, Михаил Светин и Петр Вельяминов в Комедии -- все они пополнили Питер талантами, которые, наверное, и не смогли бы произрасти на невских берегах.<BR>В последние годы "ротация кадров" на петербургской сцене заметно затормозилась. Такое впечатление, что и своих-то артистов девать некуда. А уж заманивать провинциалов, заботясь, с одной стороны, о том, чтобы не взбунтовались аборигены, а с другой стороны, о разрешении жилищных проблем, мало кому приходит в голову. Однако сами артисты и режиссеры подобные набеги все же осуществляют. Случается, успешно, а бывает, и возвращаются несолоно хлебавши домой. Есть и такие, кто приезд в Петербург воспринимает лишь как ступеньку к покорению настоящих вершин, то есть Москвы. Правда, чаще всего амбиции оказываются чрезмерными. Столица может обласкать, а потом моментально забыть очередного претендента на звездный Олимп. Она, словно молох, перемалывает судьбы тоннами. Единицы без осадка растворяются в этом море слез и удовольствий.<BR>Не случайно есть и противоположные примеры, когда молодые артисты покидают Москву, чтобы обосноваться в Петербурге. Так случилось, скажем, с Мариной Игнатовой, ученицей Марка Захарова, 4 года назад перебравшейся в БДТ. Она не сразу нашла свое место в знаменитой товстоноговской труппе, хоть и понятно было, что это -- артистка на главные роли. Начала прямо с Раневской в "Вишневом саде", но спектакль изначально не задался, и появление вместо властной "салтычихи" Светланы Крючковой воспитанной столичной барышни эффекта не произвело.<BR>Только с третьей попытки удалась петербургская карьера Марины: оказалось, что ее амплуа -- трагическая героиня. Теперь на "Федру" в БДТ идут, чтобы посмотреть, как надо в начале XXI века играть внучку Гелиоса, жену царя Тесея, наказанную преступной страстью к пасынку.<BR><BR><B>Конфликт</B><BR><B>противоположностей</B><BR>И все же москвичи на питерской сцене -- это, скорее, исключение, чем правило. Чаще у нас дебютируют артисты из российской глубинки. Только что в Театре сатиры на Васильевском состоялась премьера пьесы Коки Митани "Академия смеха". В спектакле всего две роли. Исполняют их "беженцы" из Омска: приехавший уже лет пять назад Сергей Лысов и только в этом сезоне перешедший из Омского академического театра Юрий Ицков. Нельзя сказать, что наутро после премьеры он проснулся знаменитым, но опытные театралы сразу же заметили: "Приехал хороший актер!"<BR>Сама история, рассказанная в японской пьесе, помогла удачному дебюту. В дуэте драматурга (Сергей Лысов) и цензора (Юрий Ицков) заложен конфликт, который на протяжении почти 2 часов без антракта держит публику в напряжении. Всего два человека на сцене, которая в двух шагах от зрителя и представляет собою нечто, напоминающее то ли боксерский ринг, то ли цирковую арену. В этом нетрадиционном пространстве, с четырех сторон окруженном публикой, идет поединок. Драматург хочет получить разрешение на постановку пьесы, цензор согласия не дает, требуя доработок.<BR>На первый взгляд, ситуация совершенно советская. Даже странно, что японцы знакомы с подобными проблемами. Правда, действие пьесы происходит в 1940 году, в начале второй мировой войны. Но не историческими реалиями привлекает она зрителя.<BR>Все начинается просто: автору нужно понравиться цензору, а цензор упивается своей властью. У драматурга обострено чувство противоречия, у цензора нет чувства юмора. Как же им договориться?! Однако комедия, которую герой спектакля на протяжении 7 дней переписывает, меняется к лучшему, а у чиновника просыпается вкус к творчеству.<BR>"Академия смеха" повествует о великой силе искусства, способного растормошить, казалось бы, безнадежно тупого человека, олицетворяющего к тому же косность государственной машины. О социальной злободневности пьесы Коки Митани говорить не приходится. Мало кто из зрителей помнит времена, когда свирепствовала цензура, а кто помнит -- не станет ностальгировать.<BR><BR><B>Нужны свежие дрожжи</B><BR>Сегодня в театре все дозволено. Хорошо это или плохо? С позиции художника, которого унижали и запрещали, -- прекрасно. С точки зрения того же творца, который растерялся, не зная, что делать со свалившейся ему на голову свободой, -- ужасно. Мысль, возникающая после премьеры, о том, что от цензуры была польза, -- не из самых приятных. Процесс "выдавливания из себя раба" растягивается на целую жизнь. И, чтоб в этом убедиться, вовсе не обязательно обращаться к опыту японских авторов. Целое поколение кино- и театральных режиссеров захирело от того, что не с кем бороться, некому противостоять. <BR>То же переживают и театры, предоставленные ныне сами себе. Иные из них и рады были бы выполнять какие-нибудь планы, спущенные сверху. Но там, наверху, никого не видно. А когда никто не понукает, то затягивает инерция. Программы, репертуарные линии, художественная политика -- все это осталось в прошлом. Вместо творчества теперь -- обслуживание зрителя. Свобода, надо заметить, весьма относительная. Был рабом начальства, стал рабом кассы.<BR>В этих обстоятельствах приходится жить не великими свершениями, а маленькими радостями. К их числу относится и появление новых актеров. Дебютантов ли, беглецов ли из провинции -- неважно. Свежие дрожжи необходимы не только закисающему тесту, но и дряхлеющей "опаре" театрального искусства.