Мир не рухнет: что будет с Россией, Китаем, США и Евросоюзом в 2024 году

Автор фото: Анастасия Кузнецова / "ДП"

На исходе 2023 года уже не найти тех, кому кажется, что мир вернётся к былому состоянию.

Каркас глобализации

Мы попрощались с идеалистическими представлениями о глобализации, которые бытовали в конце 1990-х — начале 2000-х. Когда действительно казалось, что крупные политические противоречия между державами позади, холодная война закончилась, Китай и США формировали состояние глубокой экономической взаимозависимости, а отношения России и Запада были достаточно конструктивными и дружественными. Казалось, что можно не обращать внимания на политические риски и встраиваться в систему международного разделения труда, где экономическая рациональность всегда будет преобладать над рацио­нальностью политической. Но со временем ситуация стала меняться, международные отношения — возвращаться в своё привычное русло конкуренции и борьбы интересов, в том числе национальных. И сейчас глобализация в том виде, в котором она была привлекательна 20 лет назад, для ряда игроков попросту неприемлема. Таких игроков как минимум четыре.
Первый — это Россия. Жёсткий конфликт с Западом, санкционное давление, экспортный контроль и многие другие детали текущей реальности доказывают нам, что в любой момент разделение труда и наша взаимозависимость с Западом могут быть обращены против нас и политика вновь начнёт пожирать экономическую логику. Поэтому нужны свои заделы и диверсификация торговых связей.
Второй игрок — это Китай. Отношения Китая и США продолжают характеризоваться высоким уровнем экономической взаимозависимости, но политическая конкуренция растёт, поэтому китайцы активно развивают собственные технологии, собственную промышленность, особенно с учётом того, что число санкций в отношении китайского технологического сектора со стороны Вашингтона только увеличивается.
Третья сторона — это сами США, которые вдруг поняли, что политизация экономических связей может ударить и по ним. Это наглядно показали их бывшие партнёры: если вы политизируете свои возможности в экономике, то будьте добры получить идентичный ответ. В частности, Китай уже пригрозил Штатам, что может использовать ограничения на поставки за рубеж редкоземельных металлов, без которых целый ряд промышленных отраслей, в том числе высокотехнологичных, серьёзно пострадают. Поэтому сейчас американцы уделяют большое внимание воссозданию собственной электронной промышленности. Не только в плане разработки ноу-хау, но и в виде полного цикла производства полупроводников и электроники.
Четвёртая сторона — это Европейский союз. Там голоса о том, что интеграционному объединению нужна своя промышленность и цепочки поставок, ориентированные исключительно внутрь, раздаются не так громко. Пока скорее ЕС всё больше попадает в созависимые отношения с США. Однако сомнения в глобализационном подходе к своей стратегии развития звучат и в Евросоюзе: программа-минимум — замкнуть взаимозависимость внутри западного контура, программа-максимум — перевести её внутрь ЕС.
При этом хочу подчеркнуть, что каркас глобализации всё–таки продолжает стоять: это и финансовые транзакции в долларах как мировой валюте, и многочисленные цепочки поставок, и нежелание отказываться от интернациональных связей таких стран, как Индия, Бразилия, Южно-Африканская Республика, и многих других развивающихся государств. Они выступают за диверсификацию, в том числе на платформе БРИКС (межгосударственное объединение BRICS — сокращённо от названий пяти первых государств-членов: Brazil, Russia, India, China, South Africa. — Ред.), но не хотят ссориться с Западом, отказываясь от комфортных условий, в том числе разделения труда. Поэтому на практике мы сталкиваемся с центробежными тенденциями — одни по меньшей мере заставляют глобализацию перестраиваться, а другие остаются консервативными по своей сути, обеспечивая стабильность международных связей.
Всё это лишний раз доказывает, что есть теория, а есть практика. Теоретически логичным выглядит прогноз, что мир постепенно будет разделяться на несколько полюсов (как минимум два — вокруг США и вокруг Китая). У каждого будут свои технологические платформы, цепочки поставок, внутренний финансовый контур и так далее. На практике — это дорого, требует больших издержек и времени. Экономическая логика гласит: чем менее затратен процесс и больше прибыль, тем лучше. Но у политики другие задачи: интересы нужно продвигать любой ценой, независимо от издержек. В долгосрочной перспективе мы можем наблюдать, как мир будет распадаться как минимум на две части. Но на практике столкнёмся с большим сопротивлением материалов, особенно со стороны бизнеса, который привык жить в более благоприятных условиях и будет пытаться влиять на них как может.

За закрытыми дверями

Отношения России с приграничными странами на европейской стороне продолжают ухудшаться: Финляндия стала членом НАТО и прибегает к полному закрытию сухопутных границ с Россией, равно как и тройка Прибалтийских стран. На мой взгляд, текущее состояние закрытых границ и постепенной милитаризации Балтийского региона — это не финальный этап. Дело может зайти и дальше, в пределе — до военных столкновений. Не хочу никого пугать, всё-таки этот сценарий не самый вероятный, с учётом всех рисков ядерной эскалации ситуация не развивается стремительно. Однако такая вероятность существует, и мы видим по крайней мере милитаризацию Балтийского региона и расширение НАТО за счёт Финляндии и в перспективе Швеции. Поэтому сюжет с закрытием границ — лишь часть более общей негативной тенденции. Сейчас для обычных граждан, особенно для петербуржцев, он выглядит как разрыв привычного шаб­лона: я сам 5 лет жил в Петербурге и привык к тому, что можно было сесть на автобус и через несколько часов быть в Хельсинки. За 30 лет такого существования полтора поколения россиян выросло в условиях, когда политические разногласия пусть и существовали, но не влияли на гуманитарные и экономические связи.
Сейчас до Хельсинки лететь с пересадкой в Стамбуле часов двадцать. В то же время до Нью-Дели — 5,5 часа из Москвы. Выходит, что Индия географически дальше, но политически ближе настоящих соседей. Электронную визу в Индию вы можете получить в аэропорту за полчаса, и в этой стране никто вас не будет учить, как надо выстраивать вашу политику и экономику, требовать сделать некое "домашнее задание", чтобы на вас обратили внимание и стали с вами разговаривать. Куда в таких условиях пойдут энергия и интерес?
На самом деле вопрос не такой очевидный, потому что инерция последних 30 лет всё же не пустой звук, а Петербург остаётся важной частью Балтийского региона. Но объективно поворот на Восток идёт намного быстрее, даже в столь отдалённых от него регионах, как Северо-Запад России. Это непросто, потому что нужно изучать языки новых партнёров, их культуру, законы, специфику бизнес–связей. Но другого пути для российского бизнеса, заинтересованного в зарубежном треке работы, я пока не вижу.
Ломать — не строить. Восстановить прежние отношения с Европой (хотя бы в экономическом ключе) можно будет, если только изменится общий политический климат. Задел, в том числе культурный, в нашей совместной истории настолько силён и велик, что пока разрыв этих связей носит обратимый характер. Но сможет ли экономика восстанавливаться без разрешения каких-то фундаментальных проблем?
Мы не можем и не должны идти на односторонние уступки, поэтому будем настаивать на диалоге только с учётом интересов России. Насколько готовы на Западе эти интересы учитывать — сегодня вопрос риторический. Пока суд да дело, всё может продолжаться годами, десятилетиями. Но бизнес не может просто сидеть и смотреть телевизор в ожидании хороших новостей.

Плоды запретов

В уходящем году эскалация антироссийских санкций Запада была довольно серьёзной. Несмотря на то что основные неприятные условия были введены в 2022 году и уже казалось, что хуже не будет. В 2023 году вступили в силу нормы, принятые год назад: к примеру, запрет на экспорт российских нефтепродуктов в ЕС и США, серьёзное расширение спис­ков промышленных товаров, запрещённых для поставки в Россию. Появляется правоприменительная практика запрета на импорт и трансфер автомобилей, ст. 3i Совета ЕС № 833/2014 трактуется довольно расширительно и уже распространяется на автомобили для личного пользования, въезжающие на территорию Евросоюза. Повторюсь, санкционная эскалация остаётся на высоком уровне, только для российского общества она уже выглядит как рутина. Однако эта привычность не должна вводить в заблуждение, потому что де-факто перечень ограничений будет продолжаться, в особенности это касается списка физических лиц, в отношении которых действуют финансовые блокирующие санкции, а также списка товаров экспортного контроля.
При общении с представителями бизнес-сферы я вижу в глазах надежду на то, что политические проблемы вскоре приобретут иную динамику. Но я реалист: подвижек и послаблений ждать не стоит. Санкции — это производная политических процессов, а они сейчас таковы, что никаких предпосылок для их устойчивого смягчения нет. Опыт показывает, что санкции относительно легко вводить, но очень непросто отменять или даже смягчать. Например, США являются крупнейшим инициатором санкций. За последнее столетие Вашингтон ввёл их больше, чем все остальные страны и международные организации, вместе взятые. Президент США может отменить свои санкционные исполнительные указы. Но он существенно ограничен в отмене санкций, которые зафиксированы в принимаемых конгрессом законах. Ряд санкций против России тоже зафиксирован законодательно, и простым решением президента отменить их нельзя.
Мы знаем из истории, что даже если политические соглашения по отмене санкций приняты, то всё может изменить один росчерк пера. Вспомним 2015 год и иранскую ядерную сделку, когда санкции против Ирана — к великой радости всей страны — были отменены, но в 2018 году в США администрацию Барака Обамы сменила администрация Дональда Трампа, которому это решение категорически не нравилось. Штаты вернули санкции в одностороннем порядке.
Памятуя об этом, бизнесу стоит рассчитывать на создание более прочной основы на восточной стороне. Да, на Восток текущая ситуация тоже влияет. Правительства дружественных стран не присоединяются к антироссийским санкциям, но бизнес вполне может исполнять американские требования (к примеру, банки не всегда проводят транзакции, особенно в долларах). Не стоит слепо верить в беспрепятственное сотрудничество, сложности могут возникнуть и здесь, но их несравнимо меньше, чем в отношениях со странами Запада — или их фактическом отсутствии.

Колокол звонит не по ООН

Многие СМИ, как российские, так и зарубежные, последние 2 года хоронят международное право. Конечно, преждевременно и ошибочно. Международное право — очень широкое понятие, которое включает и международное частное право, и право уголовное, и так далее. Понятное дело, что чем выше конфликтность международных отношений, тем в большей степени страдает международное право. Возникают сложности с правовым взаимодействием отдельных центров силы. Например, российско-американские отношения в области сотрудничества правоохранительных органов из-за политических трений, конечно, понесли определённый ущерб. Возникают сложности в плане правоприменения, в том числе в контексте арабо-израильского конфликта и конфликта на Украине.
Камни, стрелы и обвинения в политизированности всё чаще летят в сторону Организации Объединённых Наций (ООН). Сейчас, с обострением ситуации в секторе Газа, добавилось ещё одно свидетельство того, что ООН не может решить большие, да и не очень, конфликты и не всегда показывает свою эффективность. Вернёмся к уже упомянутым санкциям против Ирана: их отмена была зафиксирована резолюцией 2231 Совета Безопасности ООН. И что? Американцы в одностороннем порядке вышли из соглашения, попросту вытерев об эту резолюцию ноги.
Но значит ли всё это, что надо от ООН отказываться? Нет. Всё же она остаётся единственной универсальной международной организацией, и ничего схожего по своему охвату и легитимности человечество до сих пор не придумало. Есть западные попытки создать нечто вроде клуба демократий, но всем очевидно, что такая структура будет не репрезентативна, а попросту замкнёт участников в их же системе. Были предложения по реформированию ООН с целью размывания российской и китайской роли, но понятно, что наши страны это не поддержат.
Помимо ООН продуктивно функционируют такие институты, как Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество (АТЭС), динамично развивающееся и расширяющее список стран — членов БРИКС, в котором Россия будет председательствовать в 2024 году. G20 тоже сохраняет свою жизнеспособность. Международные институты эволюционируют, пусть и параллельно растёт понимание того, что они тоже могут политизироваться, не всегда решают горячие проблемы, а западоцентризм в этих институтах иногда контрпродуктивен.

Друзья по ситуации

Должно быть, вам тоже часто встречаются ссылки на выражение Александра III о том, что у России есть только два союзника — армия и флот. Однако отметим, что Александр III при этом известен как человек, который всё–таки активно союзы создавал, с Францией например. При нём были заложены эти основы и сохранялась логика дипломатии: минимизировать число врагов и максимизировать число союзников, при условии, что цена этого союзничества не превышает издержек, в том числе политических.
В современном мире союзники однозначно остаются нужны, и Россия никогда не отказывалась от этой идеи как в военной, так и в экономической области. У нас выстроились следующие контуры: экономический контур — это Евразийский экономический союз (ЕАЭС), военно-политический — Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Пока обе структуры довольно-таки ограниченные, не сравнимые с НАТО или ЕС. Но тем не менее они есть. В ОДКБ сегодня существуют свои сложности в контексте отношений России и Армении. Но общая повестка остаётся устойчивой и неизменной: борьба с терроризмом и экстремизмом, общевоенные вызовы. Поэтому я бы не списывал эту организацию со счетов.
При этом союзничество сегодня — это не всегда жёсткое договорное партнёрство. Оно может быть и ситуативным, направленным на решение конкретных проблем. Так, страны БРИКС помимо России сохраняют отношения с Западом и не отказываются от диверсификации своих связей и идеи разложить яйца по разным корзинам. Это правильно и логично. И в интересах России в том числе. У нас нет другой альтернативы, кроме создания новых международных институтов и их развития.
В 2024 году для нашей страны, безусловно, ключевым внешнеполитическим событием будет оставаться ситуация вокруг Украины и выстраивание контуров существования в кризисных отношениях с Западом. Но мне кажется, что нужно ещё пристальнее смотреть в другую сторону, в особенности на отношения с Китаем. В последнее время встречи первых лиц наших государств наполнены конкретикой, и глубина её только увеличивается (равно как и товаро­оборот, достигнувший в этом году 200 млрд долларов). К примеру, в рамках недавнего форума "Один пояс — один путь" с участием Владимира Путина были достигнуты соглашения по поводу сотрудничества в агропромышленной сфере с КНР. Такие события зачастую привлекают меньше внимания, чем конфликты в разных частях света. Но они архиважны для будущего экономических связей, мироустройства и нашего участия в нём в целом.
Автор — генеральный директор Российского совета по международным делам Иван Тимофеев