Постиндустриальные мегаполисы столкнулись с проблемами XVII века

Город и чума: "Еще в самом начале мора любая торговля, не связанная с обеспечением населения самым необходимым, была остановлена… пострадали от этого все ремесленники, а владельцы лавочек позакрывали их… Все торговцы и рабочие, связанные со строительством, остались без работы… Прекратилось судоходство, и все бедняги, чей приработок был связан с речной и морской торговлей, остались без работы… к морякам следует присоединить ремесленников и торговцев, связанных со снаряжением кораблей…
Хозяин дела мог, возможно, прожить на свои сбережения, но все были вынуждены уволить своих подручных. Все семьи старались урезать расходы; несметное число прислуги было уволено, и эта категория людей оказалась в особенно бедственном положении…
Прием людей на работу прекратился; значит, не было и хлеба для бедняков… Многие оказались жертвами отчаяния и погибли… умерли они не от самой болезни, но от ее следствий, а именно от крайней нужды; у них не было ни крова, ни денег, ни друзей, ни работы, ни возможности одолжить у кого–либо деньги".
Так писатель Даниэль Дефо описывал последствия чумного карантина для экономики Лондона. Прошло 300 лет, и вот что говорит ведущий российский эксперт в области социально–экономического развития регионов профессор Наталья Зубаревич: "Кризис бьет по сектору рыночных услуг, который сосредоточен в крупнейших российских городах. В зоне риска от 10 млн до 15 млн человек. Это занятые в непродовольственной торговле, операциях с недвижимостью, в гостиницах и ресторанах, а также в туризме, в культуре с развлечениями и в фитнес–индустрии".
Как же так! Получается, что город XVII века и постиндустриальные мегаполисы перед лицом эпидемии сталкиваются с одними и теми же проблемами?
В общем, да. Но причиной экономического коллапса Лондона, как верно подметил Дефо, стала не чума сама по себе, а жесткие карантины. Уже 350 лет назад Лондон был городом торговли, финансов и сложных ремесел — "креативной экономики", как сказали бы мы сейчас. А постиндустриальная экономика, замечает урбанист Григорий Ревзин, — это экономика обмена, город — инструмент его интенсификации. Суть карантина — максимально сократить обмен. Такой город уязвим для эпидемий.
Но что же будет с городской экономикой, если других методов борьбы с инфекцией, кроме средневековых, власти предложить не могут? Может быть, стоит обратиться к опыту зачумленного Лондона? Дефо писал и об этом: "Лондон может гордиться, что сумел при помощи благотворительности поддержать многие тысячи людей, которые в противном случае были бы ввергнуты в отчаяние, никто там не умер с голоду, из тех, о чьем положении стало известно магистрату". Не обошлось и без бизнеса: "Застой в торговле привел бы к гораздо большим бедствиям, если бы хозяева производств не старались из последних сил и возможностей продолжать изготовление товаров, чтобы не лишать людей работы; они были уверены, что, как только болезнь начнет стихать, спрос на их продукцию быстро возрастет, настолько же сильно, насколько сейчас упал".
Так что будем сохранять надежду, тем более что еще в XVII столетии городские магистраты понимали: если уж власти закрывают города, надо думать и о тех, кто будет их открывать. Но пока что из средневековых чумных практик заимствованы только запреты, а не благотворительность.
И, как писал Дефо, "пусть любой, кто хоть сколько–то представляет, какое множество народа добывает собственными руками хлеб свой насущный, представит себе бедственное положение города, если внезапно эти люди лишатся работы; труд их станет не нужен, а жалованье получать будет не за что".
Судя по всему, начальство этого пока себе не представляет.