Наконец закончился. Постиндустриализм в отдельно взятой стране

Еще вчера у нас было нормальное постиндустриальное общество. В каждой подворотне сидел бородатый хипстер и варил кофе to go. Кто не умел даже этого, работал фотографом: свадебным или хотя бы портретные фотосессии делал. Бариста фотографировались для Instagram, фотографы покупали у них кофе. Все вместе ходили в барбершопы. Деньги крутились, добавочная стоимость создавалась.

И все это, в общем, по учебнику: в постиндустриальной экономике сфера услуг — самая передовая. Но не единственная: кто–то должен еще зарабатывать деньги. Эти кто–то внешне неотличимы от хипстеров из кофешопов: парни в футболках и джинсах, которые придумывают фейсбуки и айфоны и создают самые дорогие компании на свете. Еще одним обязательным элементом системы являются страны третьего мира, где люди по 12 часов в сутки стоят у конвейеров, собирая железо, на котором все это работает.

Ну и кофе кто–то должен выращивать, разумеется, тоже. Короче, у каждого продвинутого постиндустриального общества должна быть своя квазиколония. Можно одну на всех, это не важно.

У нас тоже есть колонии, причем настоящие, классические, но с ними беда. Не мы эксплуатируем их, а они — нас, продавая нам эфемерный мир на Кавказе по цене реальных высоток Грозный–сити.

Вместо колоний источником нашего благосостояния является нефть. В смысле — являлась.

Поскольку отечественное в России — только война, а все остальное импортное, падение рубля отразится на всех без исключения, но хипстеры и фотографы разорятся в первую очередь. Вернее, их число сократится пропорционально сокращению платежеспособного спроса, то есть сильно.

Но, вопреки мечтам старичков из КПРФ, хипстеры не пойдут работать на заводы. Потому что не умеют. Да если бы и умели — что им на этих заводах делать? Подводные лодки? Так и на них деньги скоро закончатся. Наверное, они ликвидируются как класс. В общем, конец нашему постиндустриальному обществу.

Тут нельзя не вспомнить, как 100 лет назад большевики решали сложную теоретическую проблему. Они собрались строить в России коммунизм, что прямо противоречило их собственному учению. Так как Маркс совершенно однозначно указывал: к коммунизму способно перейти только развитое капиталистическое общество, где сформирован мощный класс пролетариата. Россия же была страной исключительно крестьянской. Сначала проблему пытались решить, устроив мировую революцию и создав новый мир там, где он и должен возникнуть — в развитых странах Европы. Когда с этим не вышло, пришлось, скрепя сердце и плюнув на Маркса, строить коммунизм там, где было.

Но и с социализмом не получилось — хорошо удались только лагеря.

И вот все повторилось. Формально признаки постиндустриального общества налицо. Появился креативный класс, задающий новые стандарты жизни. Но отечественной экономике эти стандарты не потянуть: не появились люди, готовые приносить в страну деньги, чтобы кормить всех этих бездельников, создавая спрос на их услуги. Вернее, они стали появляться — но сейчас их нет. Вместо них была нефть, а теперь нет и ее.