Пассажирский самолет Ту–134 совершил 20 мая последний полет внутри России. Это грустно. Новое еще не изобрели, а старое оказалось не нужно.
Первый полет узенький, истерично визжащий двигателями "Туполев" совершил в 1963–м и, получается, пролетал больше века. Не знаю, что чувствовали те, кто летел в ушедший понедельник из Иркутска в Мирный. Особенно если кто–то из пассажиров последнего рейса "сто тридцать четвертого" никогда не летал ни на "эрбасах", ни тем более на "Сухом". В любом случае этот самолетик остался воплощением выносливости, силы ретро, о котором теперь придется вспоминать только с помощью хроники и советских фильмов. И ждать каждый день новостей: защитит SSJ–100 вакантное место нового лайнера отечественного производства, или все–таки его снимут.
У Ту–134 был смешной стеклянный нос — первые версии самолета родились из бомбардировщика. И купол, похожий на верхушку Дома Зингера, требовался штурману, чтобы высоко сидеть, далеко глядеть. Еще из трогательного — занавесочки на круглых иллюминаторах, каких вы уже не сыщете ни на одном современном лайнере. Они, круглые и редко стоящие, нагоняли романтизма. Того, что приливает, когда вы видите в кадре космонавта в сферическом шлеме, тяжело шагающего по незнакомой поверхности.
Последний раз я летел на Ту–134 очень давно — с финала Лиги чемпионов в Москве, в 2008–м. За 10 лет до чемпионата мира в столице еще не хватало отелей, чтобы вместить гостей английского финала, билеты на самолет тоже добывались с трудом (многие гости влетали через Петербург). В итоге отправился домой авиакомпанией, которой не летал ни до, ни после (она, впрочем, давно не использует "сто тридцать четвертые"). Прощание с этой милой машиной не получилось: вылез злой через два с половиной часа после очереди на взлет во Внуково и усиленного прогревания на какой–то милой буржуйке, которую сердобольно растопили прямо под моим креслом, чтобы, не дай бог, не замерз.
Встреча вышла лучше. В 2000–м меня, совсем "маленького" журналиста, "Зенит" взял впервые на выезд. А на обратном пути разрешили присутствовать в кабине при посадке в Пулково (в команде это называли "сажать самолет"). С тех пор где мы только не бывали с этой "тушкой", какие только сельские просторы не разрезали своим диким ревом. Маленькие аэродромы шли Ту–134. В Элисте, куда "Зенит" отправили сразу на 4 дня из–за невозможности вернуться домой под празднование 300–летия, мы спустились по трапу, сели тут же в автобус и все оглядывались на местный аэропорт, который состоял из "один палка и железный птица". Последними вышли пилоты, осмотрели самолет. Кто–то спросил: "А брелоком не забыли пикнуть, чтобы не угнали?"
В Ярославле "тушка" команду напугала. Приехали после игры, а лететь нельзя: жидкость для аварийного тушения двигателя вытекла. Зенитовские аэрофобы побледнели и попросили билеты на поезд. Когда же на крыло залез человек, похожий на танкиста из польского фильма, помахал пассатижами и молотком, после чего махнул рукой — "все нормально, летим!" — один иностранец едва не хлопнулся в обморок.
Потом уже "Зениту" стало тесно в "сто тридцать четвертом", пересели на Ту–154. При Дике Адвокате на борт уже не брали посторонних, уровень достижений и рост контрактов привели к неизбежному требованию "по райдеру" — не менее одного ряда кресел на человека. Сейчас петербургская команда летает своим брендированным "эрбасом", который, конечно, уютнее, чем тот маленький "автобус для всей семьи" с занавесочками и пронзительным голосом.
Ту–134 попытались заменить. Получилось или нет — все еще ждем приговора.
Иван Жидков, главный редактор Sportsdaily.ru, специально для "ДП"
