Питерский малютка издательство Ивана Лимбаха допечатывает или уже допечатало второй тираж этой книжечки–крошки. То есть экземпляров пятьсот, скорее всего. Что является в культурной столице духоподъемной державы событием экстраординарным. Потому что духоподъемность — это биение сердца под барабан телевизора, радость и травля всем колхозом, в то время как чтение есть штука личная, индивидуальная. Но я рекомендую разменять несколько часов персонального времени на эту книжку, потому что она вот о чем и вот про что (кроме как про Венецию).
Представьте себе место, куда вам дико хочется приехать. Представьте также, что выдалась оказия пару месяцев там провести. А теперь ответьте: возможно ли превратить этот срок в книгу, интересную кому–либо, кроме ваших оголтелых френдов в "Фейсбуке"?
Валерию Дымшицу, химику–органику и микробиологу, а также антропологу и специалисту по еврейской культуре (слово "гетто", кстати, пришло из Венеции), удалось такой гуманитарный подвиг совершить.
Во–первых, потому, что он ведет дневники. Это важно: с дневниковых записок начинаются рефлексия и саморефлексия, на которой основана западная культура, и в лучшей своей части русская культура, которая, кстати, сегодня оттого и перемещается в "Фейсбук", что он вариант дневника.
Во–вторых, потому, что в дневниках Дымшиц всерьез работает над словом и фразой, добиваясь появления образа. Это очень старая техника, на ней базировалось все русское писательство вплоть до развала СССР. Она сродни живописной школе, когда сначала пишут эскизы, а потом уже, по эскизам, — картину. В этой технике и в особенностях использования этой техники Дымшиц близок Мандельштаму, который мог заметить: "Жизнь на всяком острове — будь то Мальта, Святая Елена или Мадера — протекает в благородном ожиданье… Ушная раковина истончается и получает новый завиток, в беседах мы обнаруживаем больше снисходительности и терпимости к чужому мнению, все вместе оказываются посвященными в мальтийский орден скуки и рассматривают друг друга с чуть глуповатой вежливостью, как на вернисаже". И, начав с ощущений уха, продолжить впечатлениями глаза на венецианском острове Каннареджо: "Мамаши показывают жмущимся к юбкам дочкам на Машеньку: смотри, идет одна, никого не боится. Такая хорошая! "Введение Марии в Храм" Тинторетто в церкви Мадонна дель Орто — удивительная картина. Лучше, чем висящий рядом "Страшный суд" — винегрет размером с теннисный корт".
Но я обманываю, вторая цитата не из Мандельштама, а из Дымшица, который наследует Мандельштаму в главном: фразу должно быть вкусно читать. Книга — это обед гурмана. В ней должно быть достаточно сочного, соком текущего, с ума сводящего.
Вот вам еще: "Венецианское рококо — это не игривая пошлость, а скорее импрессионизм, с той только разницей, что пейзаж не парижский, а небесный, и не под, а над серенькими облаками прогуливаются ангелицы, прелестные, как парижанки". Или: "Кудрявый парнишка (скорее гопник, чем святой), победно отклячив зад в блестящих, будто из белой жести, доспехах, стоит к нам почти спиной, облокотясь на копье, облокотясь на дракона, облокотясь на весь белый свет, каковой свет — на самом деле не белый, а коричневый — клубится где–то в правом нижнем углу волной абстрактных лохмотьев. Это "Святой Георгий" из Музея Чини, это ранний Тициан". Или (это для сторонников извлечения практических советов из травелогов): "Площадь Сан Марко и мост Риальто — гигантские ловушки для туристов, вроде липучек для мух. Благодаря этому остальные достопримечательности составляют предмет тайного любования, их венецианцы хранят для себя".
Я книжечку Лифшица объемом в полторы сотни страниц пожрал, урча и чавкая, едва ли не за один присест, хотя ни в какую Венецию ехать не собирался. Провожу этот август — оказия выпала — в городе не менее знаменитом, чем Венеция, и вот наполняю сетованиями пространство: ну и где мои ежедневные записи? Где наши рефлексии, осмысления, книжки — ваши и мои?
