Выставка в Музее Ахматовой похожа на кураторские реконструкции, которые в 1980–е изобрел Понтус Хультен — первый директор Центра Помпиду. Идея восстанавливать известные экспозиции и арт–пространства пришла ему в голову во время работы над циклом блокбастеров о Париже, Москве и других столицах авангарда. Началось все с реконструкции парижского салона Гертруды и Лео Стайнов, где начиналась слава Матисса, Пикассо и Хемингуэя. Идея прижилась. В Ганновере восстановили дом дадаиста Курта Швиттерса, в Помпиду — мастерскую Пита Мондриана, недавно в Венеции — легендарную выставку "Когда отношения становятся формой".
Русские музеи пробовали силы в этом жанре, однако не слишком преуспели. До сих пор наши арт–институции живут по не совсем тем правилам, что приняты в Европе и США. Удачи тем не менее есть. Например, экспозиция в Музее Ахматовой "Русские опять в моде". Вынесенная в заглавие фраза, звучащая сегодня как насмешка, — отрывок из комментария к выставке "Искусство новой России", которая прошла в Японии в 1927 году. Проект в Фонтанном доме — оммаж куратору и искусствоведу Николаю Пунину. Гражданский муж Ахматовой, в квартире которого поэтесса жила долгие годы (здесь сейчас ее музей), был одним из двух организаторов ретроспективы советского искусства. В 1927–м ее показали в трех японских городах. Это было редкое и значимое для молодого советского государства событие. Чрезвычайно популярный русский авангард в те годы не так часто выставлялся за рубежом. Японские гастроли нашего искусства, впрочем, тоже не были триумфом Малевича, Татлина и Филонова — они остались за бортом. Из авангардистов в выставке участвовали Альтман, Петров–Водкин, Лебедев и некоторые другие. В целом же это был обзор самых разных течений, существовавших в СССР накануне первой пятилетки.
В музее представлены некоторые из работ, экспонировавшихся в Японии, плюс архивные материалы: фото, сделанные Пуниным в поездке, его письма обеим женам (Анне Аренс–Пуниной и Ахматовой), вещи и безделушки, привезенные из Японии. Строго говоря, это не реконструкция, а рассказ о выставке как об эпизоде из истории семьи, память о которой хранят стены Фонтанного дома.
