11:3525 марта 201811:35
529просмотров
11:3525 марта 2018
Константин Шолмов, журналист:
Главу города Волоколамска Евгения Гаврилова ударили по голове, а губернатора Московской области Воробьева забросали снежками на митинге против свалки, отравляющей этот небольшой провинциальный городок. Кадры с массового выступления волоколамцев мгновенно стали хитом соцсетей, и в тысячах комментариев к ним нет и намека на жалость к чиновникам. Это тем более странно, что буквально накануне отгремели, что называется, фанфары: триумфальная победа на выборах Владимира Путина (набравшего в Волоколамске 70,27%) была обеспечена всей вертикалью власти, включающей в себя и губернатора, и главу. Казалось бы, толика всенародной любви к вождю, как теперь предлагают именовать президента, должна распыляться и на нижестоящих чиновников. Ан нет. Школьница в розовой куртке выходит в первые ряды разгневанной толпы, долго пристально смотрит на губернатора и недвусмысленно проводит ребром ладони поперек горла – «кхыть»! Интернет-сообщество в восторге.
Этот эпизод не только символичен, но и архетипичен для русской истории. Дымом усадебных пожарищ, эсеровскими бомбами и кровавым разгульем Стеньки веет от него. Но почему не чуют этого чиновники? На кой, вообще, ляд понесло их в гущу народного гнева?
Мне кажется, они пали – точнее говоря, чуть не пали – жертвой собственных идеалистических мировоззрений. Дело в том, что деление общества на сословия (а мы, безусловно, присутствуем при возрождении этого почтенного средневекового института) предполагает почти полную изоляцию их друг от друга. Обитатели петербургского доходного дома – статский советник, слесарь с «Лесснера», студент и елисеевский приказчик могли жить под одной крышей и ни разу в жизни не пересечься благодаря мудрому устройству черных и парадных лестниц. Средневековый рыцарь и просвещенный русский помещик XVIII века не могли коммуницировать с собственными крестьянами, настолько разными был у них не только понятийный, но даже и лингвистический аппарат. В этой системе благодать, исходящая с небес, распределялась неравномерно: чем ниже твоя ступенька на социальной лестнице, тем меньше ее достается. Лишняя капелька брызгала крестьянину, чье поле вытоптали на охоте гости сеньора, оттого ему полагалось не горевать, а ликовать.
С сословной точки зрения, когда депутат Госдумы лезет в трусы к журналистке, он оказывает ей большую честь. Всякий, кто сомневается в этом, есть не просто бунтовщик, но святотатец – именно поэтому политические преступники С. Разин и Е. Пугачев предавались анафеме во всех храмах Российской империи наравне с ересиархами. Поэтому же физическое присутствие губернатора среди населения само по себе ликвидирует все его проблемы – мощный поток нисходящей от него благодати делает любые вопросы ничтожными и смешными. К представителю высшей власти народ должен испытывать не просто любовь, но смешанное с ужасом благоговение: как известно, Николай I одним словом умел укротить охваченную бунтом Сенную площадь.
Увы, время от времени система дает сбой. Появляется Пугачев со своей лаконичной предвыборной программой «убить всех дворян», народ начинает пробовать на ощупь тело своих господ – и убеждается, что оно белое, мягкое, и наполнено точно такой же кровью, как у последнего свинаря. Государь Николай Павлович что-то такое подозревал, поэтому поехал укрощать площадь лишь после предварительной зачистки гвардейским батальоном. Его тезка и правнук искренне верил в народную любовь – столкновение с реальностью вышло смертельным. Но еще до расстрела в Ипатьевском доме в России были убиты сотни офицеров, полицейских, чиновников, верно служивших режиму. Они не совершали преступлений, они совершили ошибку, поверив, что существующий порядок вещей – навсегда.
