Мильярд терзаний Приходится задумываться

По данным Рейтинга миллиардеров "ДП", средний возраст предпринимателей, чье совокупное состояние оценивается почти в 5 трлн рублей, составил в 2017 году 54 года (см. инфографику). В 1994 году социолог Ольга Крыштановская изучала бизнес–элиту тогдашней России. Средний возраст банкиров составлял 44,8 года, финансистов — 44,6, торговцев — 37,8, производственников — 48,3, владельцев предприятий непроизводственной сферы — 40,2. То есть сегодня им за 60. И хотя это по нынешним меркам не возраст, тем не менее мысли, кому передать бизнес, у многих возникают. Но тут возникают и проблемы.

Без права передачи

Россия впервые в своей истории входит в период массового наследования бизнесов, созданных первым поколением основателей из лихих 1990–х. Виталий Королев, президент Северо–Западного центра корпоративного управления, называет подавляющее число российских компаний "грюндерскими", то есть принадлежащими основателям. Еще Карл Маркс использовал этот термин. "Сами основатели ничего не получали по наследству от своих родителей, даже начальный капитал, — поясняет он. — Да, была приватизация, но это не родовой капитал, а государственный. Россия, в отличие от развитых стран, три поколения прожила в условиях выжженного института собственности. В российском обществе не осталось не только законов, но даже памяти о том, как дело семьи передается по наследству. Поэтому российский бизнес не только "грюндерский", но и "сиротский". Российские основатели как "сироты" (исключительно в имущественном смысле) не наследовали бизнесов своих родителей. Это не их вина, а наша общая беда". По словам Королева, у второго поколения российских бизнес–семей возникает самостоятельная миссия, по сложности и ответственности сопоставимая с миссией основателей. Если основатели создавали бизнесы с нуля, то второму поколению придется осваивать уже готовый бизнес и затем развивать его.

Пожалуй, первая проблема, с которой сталкиваются владельцы, желающие передать бизнес следующему поколению, — юридическая сложность это сделать. "В российском законодательстве нет такого понятия, как наследование бизнеса, — говорит Антон Андреев, адвокат, управляющий партнер КЮЦ "Наследство". — Бизнес, как правило, формируется в виде имущественных комплексов, долей или акций в АО или ООО и не наследуется прямолинейно, как квартира или банковский счет. Те механизмы, которые существуют в наследственном праве, придя к нам из советского прошлого, не настроены на то, чтобы передавать по наследству такие сложные вещи". Впрочем, кое–какие подвижки в этом деле есть. По словам Антона Андреева, с 1 сентября этого года в наследственном праве помимо завещаний появится возможность создавать наследственные фонды, уйдет требование общественно–полезной цели при завещательном возложении (речь об одном из элементов наследственного права, который дает наследодателю возможность обязать наследников совершать определенные действия. — Ред.), что должно положительно сказаться на становлении института наследования бизнеса. "Наследственный фонд — юридическое лицо, структура, правила игры в которой создаются при жизни наследодателя и не меняются. Наследники становятся бенефициарами фонда, что дает возможность избежать обязательных долей в наследстве, а также поставить капитал под профессиональное управление. Что касается завещательного возложения, то если раньше, чтобы сделать что–то за счет полученного наследства, нужна была общественно–полезная цель, то теперь можно хоть кота кормить. Посмотрим, как все это будет работать", — говорит Андреев.

Наполеон вместо Чапаева

Но помимо юридической проблемы существует масса других. К примеру, часто дети не хотят заниматься родительским бизнесом. На эту тему Виталий Королев рассказывает анекдот. Сын крупного российского бизнесмена возвращается в Москву после получения степени МВА в Лондоне. Радостный отец встречает его словами: "Ну, сынок, теперь мы с тобой полноценные партнеры! Теперь ты сможешь подключиться к развитию нашего бизнеса. Вот я недавно прикупил заводик в Сибири недорого. Там надо навести порядок и интегрировать его в нашу группу. Поедешь?" Сын отвечает с неохотой: "Пап, ну сам посуди, из Лондона в Сибирь… Я что, революционер, чтобы меня в ссылку отправлять?" Отец: "Ну не хочешь в Сибири, давай в Москве. Мы здесь банчок приобрели, там надо менеджмент выстроить и тоже интегрировать в нашу группу. Возьмешься?" Сын: "Пап, после Великобритании сидеть в России? Несолидно…" Отец: "Хорошо, сынок, за границей тоже есть дело. Мы приобрели рудничок в Африке. Надо бы его модернизировать и запустить в эксплуатацию. Как тебе задачка?" Сын задумчиво: "Пап, ты говорил, что мы с тобой партнеры?" Отец: "Конечно, сынок!" Сын: "Пап, тогда выкупи мою долю".

Многие потенциальные наследники бизнеса выросли не в России. Они выучились за границей, живут там и не чувствуют себя на родине уверенно. "Одна моя знакомая, лет двадцати пяти, заканчивала среднюю школу в Швейцарии, — рассказывает Виталий Королев. — Сейчас живет и работает в Финляндии в солидной компании. Отец хотел бы передать ей дело, а она элементарно боится, что не сможет писать по–русски без ошибок и не добьется авторитета в глазах топ–менеджмента". "Отцы–то в массе своей трудоголики, а второе поколение социализировалось в ином ценностном раскладе труда и досуга, — в свою очередь поясняет профессор НИУ ВШЭ Елена Рождественская, куратор проекта "Сколково" по исследованию богатых россиян из списка Forbes. — Сложность самого вовлечения наследников в бизнес требует временного разбега, ведь по сути предстоит освоить и принять ценности предпринимательства как образа мыслей и действий, пресловутого предпринимательского духа. Не все готовы к этому".

Есть еще и психологический аспект, поясняет Владимир Сократилин, исполнительный директор консалтинговой компании "Решение". "Младшее поколение постепенно входит в бизнес, а рулит все равно родитель. Для многих молодых людей это означает оставаться ребенком, что наследникам не нравится", — поясняет он. "Потеря власти плохо переносится директорами компаний, особенно если они ее основали, — добавляет Елена Рождественская. — Многие владельцы не могут смириться с мыслью, что все, чего они достигли, может быть отвергнуто преемником или поставлено им под сомнение". В итоге владельцы контролируют чуть ли не каждый шаг наследника. Таких примеров достаточно. Один петербургский банкир, передав старшему сыну управление одной из компаний, почти тут же отобрал все обратно, посчитав, что так наследник спустит все, что наработано годами. Сын не так делал, не так общался с коллективом, партнерами.

А они действительно все делают не так, соглашается Виталий Королев. "Становление, то, чем занимались отцы–основатели бизнеса в 1990–х, и развитие, чем должны заниматься наследники, — существенно разные виды деятельности, — поясняет он. — Если "основатель" был для своего бизнеса "полководцем на белом коне", скачущим впереди войска, как храбрый комдив Чапаев, то второму поколению, возможно, придется осваивать роль "полководца–стратега", наблюдающего за битвой с холма, сидя на "барабане" с подзорной трубой, как император Наполеон. А уже храбрые фельдмаршалы на белых конях (топ–менеджеры компании) будут биться на переднем крае. Трудности возникнут и у топ–менеджерской команды, которая привыкла к тому, что лидер всегда впереди на белом коне и они видят его спину. При смене владения, возможно, придется научиться "воевать" в условиях, когда лидер находится за твоей спиной и наблюдает за тем, как ты сам скачешь". Но даже в случае, когда дети хотели бы заняться делом родителей, возникает другая проблема — что именно передавать. По словам Владимира Сократилина, в большинстве случаев нынешний бизнес построен на личных связях: "Кто–то с кем–то учился, работал, людей связывают какие–то свои истории, и этот опыт не передать, а без него никак. Есть еще и взаимоотношения с ключевыми работниками, которые почти всегда будут вспоминать папу и говорить, что папа делал не так". Это подтверждает и исследование Ward Howell, изучавшее практику смены руководителей в 160 крупнейших российских компаниях. В нем, в частности, говорится, что в России преемственности в виде перехода собственности нет и она невозможна: крупный бизнес построен на личных отношениях основателя, а отношения передать невозможно.

В прошлом году аналитики швейцарской банковской группы Julius Baer опросили российских миллионеров и выяснили, что только 6% респондентов планировали передать бизнес детям, у остальных подобных планов нет из–за "партнерского характера бизнеса и сложной структуры собственности".

Не накликать бы

Помимо всех названных есть еще одна проблема, и касается она суеверий в отношении смерти. В русском менталитете не принято говорить о старухе с косой из опасения позвать ее раньше времени. А именно помня о смерти, старшее поколение заводит разговор о наследовании задолго до ее прихода. Во всяком случае, так делают на Западе. "Инициировать этот деликатный разговор должно старшее поколение, — говорит Виталий Королев. — Как рассказывал мне Алан Кросби, ирландский бизнесмен в пятом поколении, много лет изучающий проблемы наследования семейного бизнеса и издавший книгу "Не оставляйте это детям", первый раз они с отцом пошли читать завещание, когда Алану, старшему сыну в семье, исполнилось 18 лет. Отец попросил его прочитать завещание, задать вопросы, спросил, согласен ли Алан с написанным. Его отцу тогда не было и 50. Следующий визит к нотариусу состоялся лет через пятнадцать, когда Алан возглавил компанию как генеральный менеджер, а отец — совет директоров. Третий раз они ходили к нотариусу, когда отец принял решение отойти от дел и в совете директоров. Чтобы воспитывать своих детей как будущих партнеров, в холдинге Кросби созданы так называемые группы наставников. В них входят как сами партнеры, так и генеральный директор, но только не родитель. Подросток в период своего профессионального самоопределения может обратиться к любому из менторов за советом. Взаимная ответственность партнеров за детей друг друга позволяет им впоследствии надеяться на то, что их дети будут работать сообща при любом раскладе".

В России же обычно только после трагедии наследники понимают, какая ноша свалилась на их плечи, и готовы к этому не все. За примером далеко ходить не нужно. В конце прошлого года петербургская компания — производитель бытовой техники потеряла одного из своих основателей. После его смерти наследники активов и оставшиеся партнеры по бизнесу, каждый исходя из своих интересов, затеяли конфликт. В итоге гендиректор — под стражей, наследники не сумели получить за свою долю столько, сколько хотели, и противостояние еще не окончилось.

Неготовность к печальным событиям обернулась крахом и для некогда лидера водочной отрасли — компании, которая в начале 2000–х годов занимала 1–е место по объему производства по Северо–Западному региону и 2–е место по России. После трагической смерти собственника наследники не сумели удержать бизнес, и спустя пару лет компания обанкротилась.

Чиновники vs олигархи

В мире в первом поколении наследуется не большинство, а меньшинство бизнесов, примерно 30%. В России, по мнению Виталия Королева, этот процент будет еще меньше. А это переводит тему из частной сферы нескольких процентов бизнес–семей в социальную плоскость, значимую для всего общества, которое вправе поставить вопрос: что станет с компаниями, с рабочими местами, которые они сегодня дают?

У экспертов на этот счет разные мнения. Королев полагает, что меньшинство крупнейших сделает из своей компании корпорации с распыленным владением, что, как правило, потребует выхода на биржу, большинство же будет стараться продать дело. Другой вопрос: кто купит и за какую цену? По его словам, во многих компаниях основной актив — сами владельцы. "Реальная стоимость состояний из золотой сотни российского Forbes примерно вдвое ниже объявленной", — полагает Виталий Королев. "Владельческое управление бизнесом конечно в силу того, что конечен владелец, поскольку сам владелец является единственным гарантом этой системы, она, по сути, становится непередаваемой, и, как только он выпадает, вся система разваливается, — добавляет Антон Андреев. — Бизнес переходит в виде набора активов, а главная его ценность по наследству не передается. Из курицы, несущей золотые яйца, бизнес превращается просто в курицу".

Помимо наследования, продажи бизнеса целиком и выхода на биржу есть четвертый вариант — передать бизнес в "благотворительный" фонд, уточняет Виталий Королев. Несмотря на кажущуюся экзотичность решения, все больше крупнейших бизнесменов заявляют о таком намерении (Владимир Потанин, Михаил Фридман), а некоторые, как Дмитрий Зимин, его уже реализовали. "Этот вариант имеет шанс, поскольку позволяет "примирить" российскую элиту: дети "дворян", то есть чиновников и силовиков, находящихся у власти, не будут "обслуживать" детей "купцов", называемых в России "олигархами". В следующем поколении семейные состояния представителей властной и бизнес–элит должны стать сопоставимыми по размеру", — уверен Королев. По мнению Владимира Сократилина, сохранение семейных капиталов возможно не в прямом сохранении бизнеса, который создавали родители, а, так сказать, в сохранении династий. "Благосостояние родителей дает возможность рисковать и осуществлять разные планы, а значит, искать и находить собственное интересное дело, не занимать место родителей в бизнесе", — говорит он.

Елена Рождественская полагает, что из разных вариантов передачи дел в России наиболее популярны два. В первом — владелец хочет, чтобы бизнес остался "в семье", и требует от наследников им заниматься. Во втором — владельцы бизнеса косвенно подталкивают преемников к наследованию, например влияя на их выбор профильного университета. "На мой взгляд, владельцы бизнеса сегодня наиболее близки ко второму и пятому вариантам, — подытоживает Елена Рождественская. — Конечно, можно ограничиться позицией жуирующего образованного рантье, но императив семейной культуры толкает к воспроизводству: от "сохранить и преумножить" до "сохранить и превзойти".