00:0626 января 201800:06
341просмотров
00:0626 января 2018
Всю неделю россияне бурно негодовали по поводу появления новой группы из 111 спортсменов, которых специальная комиссия МОК решила не допускать к Олимпийским играм в Пхенчхане. В их число попали и сильнейшие атлеты, такие как лыжник Сергей Устюгов, биатлонист Антон Шипулин и звезда шорт–трека Виктор Ан.
Ситуация получилась некрасивая. Во–первых, все были уверены, что в истории с допингом уже была поставлена точка перед Новым годом, агнцев отделили от козлищ и все наказания и "баны" розданы. Во–вторых, невключение новых спортсменов в список приглашенных на Игры никак не объясняется. Даже руководители международных спортивных федераций не понимают, в чем дело, и пишут обескураженные письма в МОК, что уж говорить о рядовых болельщиках. Члены комиссии лишь помахивают руками в воздухе и уверяют, что все в порядке.
Теряясь в догадках, некоторые наблюдатели связывают решение МОК с появлением в распоряжении экспертов базы данных Московской антидопинговой лаборатории с результатами спортсменов за 2012–2015 годы — может быть, там что–то было скрыто? Однако глава группы Валери Фурнерон заявила, что невключение в список вовсе не обязательно означает уличение в приеме допинга и даже "не должно автоматически бросать тень на чью–то честность".
Конспирологи полагают, что иностранцы нарочно "отцепляют" сильнейших российских спортсменов из интересов конкуренции. Но реальных претендентов на медали среди россиян с десяток, не больше. Зачем же вычеркивать еще сотню человек и почему в одних видах спорта забанили почти всех, а в других — никого? Что за полумеры — не пустить всего пятерых не самых топовых хоккеистов из всей команды?
То есть вроде бы все честные, но почему–то в них не уверены. Пессимисты говорят, что дело не в законе, а в любви — то есть в том, что россиянам после допингового скандала в принципе не доверяют.
МОК, дескать, волен приглашать или не приглашать на Олимпиады кого угодно. Опять–таки и здесь хотелось бы последовательности: понять, почему Валери Фурнерон уверена в Ульяне Кайшевой и не уверена в Светлане Мироновой — биатлонистках по всем параметрам одной категории, решительно невозможно.
В принципе, нам–то такой подход должен быть хорошо знаком. Относительно недавно в той стране, куда многие так хотели бы вернуться, похожим образом работали, например, партийные комиссии по допуску граждан в зарубежные поездки. Там тоже ничего толком не объясняли — либо гражданин вызывал у комиссии доверие в целом, либо не вызывал, и оспорить решение тоже было негде. Странно, конечно, видеть кафкианскую логику партсобраний в исполнении западных партнеров. Может быть, они просто хотели помочь нам ощутить ту волшебную атмосферу.
Понятно только одно: сделать в этой ситуации прямо сейчас мы ничего не можем. Россияне, таким образом, находятся в положении Гамлета, еще несколько веков назад поставившего вопрос о том, что лучше — вступить ли в противоборство с морем смут или же покориться пращам и стрелам яростной судьбы.
Эмоционально, конечно, хочется в противоборство. А покоряться пращам совсем не хочется. Практически же понятно, что это совершенно бессмысленно, так как никаких методов против пращей у нас все равно нет, а море — оно и есть море. Ну и далее тоже все по классику — трусами нас делает раздумье, и решимости природный цвет хиреет под налетом мысли бледным.
Здесь должен бы следовать какой–то совет. Но принц Датский на свой вопрос однозначного ответа, к сожалению, так и не дал.