Сразу отметим самую удачную находку: решение ввести в гоголевское пространство самого Гоголя. Это богатая идея и современное, вполне постмодернистское решение — автор попадает в придуманное им же самим пространство, к тому же еще и в будущее. Вообще, так можно высекать дополнительную энергию из всей русской классики, сталкивая лбами автора и произведение. Поскольку писатели у нас обожествлены и сами уже являются ходячими мифами и героями анекдотов, перемножение мифа на миф дает какой–то интересный минус, который рождает энергию. В нашем случае Гоголь (Александр Петров) постоянно падет в обморок от увиденного, это немного напоминает Хармса, но в целом примерно такая реакция и должна быть: автор, конечно же, не таким себе представлял свой мир.
Однако эта идея авторами фильма никак особенно не используется: только самые общие, поверхностные клише — что вот Гоголь нервный, постоянно не в себе; сжигает свою первую поэму, скупая весь тираж в книжной лавке. Единственное, что, по мысли авторов, утешает Гоголя, — это служба в Петербурге, в Третьем отделении (политическая полиция) писарем — туда его, по версии авторов, устроила мама (на самом деле — Фаддей Булгарин). Тут Гоголь работает под присмотром большого брата — какого–то успешного гламурного следователя (Олег Меньшиков), который ведет себя как доктор Ливси из известного мультфильма.
Со всем остальным непонятно: нечисть деперсонифицирована, время от времени появляются утопленницы и ведьмы, черный всадник, но почему, зачем, что их всех так растревожило — нам не сообщают.
И украинская деревня Диканька, и ее жители, и зло, и добро в этом фильме играют роль декорации. Для чего? Чтобы устроить в кадре какой–то движняк. Чтобы время от времени что–то ухало, охало, кричало нечеловеческим голосом и исходило пеной — то есть чтобы устроить пространство хоррора, как и было задумано. Это вечная проблема русского кино: какая–то уже более–менее завлекательная форма при полном отсутствии смысла, логики.
Российские продюсеры и режиссеры не умеют создавать мир — точнее, они научились за 20 лет создавать только мир спецслужб, силовиков, шире — мир власти, а все остальное, включая нечисть, играет тут роль подсобную, как и было сказано. Декорацией для них является и сам XIX век, и даже сама русская литература — они воспринимаются лишь как пространства, в которых можно порезвиться. Они не умеют создавать мотивы, героев, вселенные и истории. Они думают, что, если заменить людей на плоскостные фигуры в полный рост, этого никто не заметит.
Авторов по–настоящему интересует только их собственный мир. Фильм этот, как многие другие, больше рассказывает нам о внутреннем мире самих продюсеров и авторов, чем о мире, скажем, Гоголя.
Когда–нибудь все эти фильмы можно будет использовать с единственной целью: чтобы понять, что произошло с российским кино в период 2000–2020 годов. Для понимания этого к тому времени будет накоплен обширный материал.
