Культовый фильм о 17 мгновениях весны начинается с демонстрации футурологической дискуссии, участники которой натурально обсуждают будущее Германии и пути ее выхода из кризисной ситуации. Дело, напомню, происходит в марте 1945 года.
Дискуссия происходит в подвале гестапо, а ведут ее привязанный к стулу старый профессор и два офицера тайной полиции. "Каковы ваши конкретные предложения? — интересуется штандартенфюрер Штирлиц. — Критиковать и злобствовать всегда легче. Выдвинуть разумную программу действий — значительно труднее".
"Вы все время твердили, что живете во имя нации! — отвечает ученый. — Так уйдите! Дайте и нам жить как людям! Или убейте меня здесь…" На этом, собственно, дискуссия прерывается, потому что старший по званию приказывает отправить арестованного в камеру, объясняя, что тот перестанет болтать языком, если получит работу по специальности, а также домик в горах и много хлеба с маслом. Никто бы не болтал, рассудительно замечает младший гестаповец, если бы у каждого был домик в горах и много хлеба с маслом.
Создание образов будущего, футурологические прогнозы, попытки "заглянуть за горизонт", найти "линию прогресса" на самом деле невероятно важны для экономики и бизнеса — для того, чтобы понимать, во что вкладывать деньги и какие товары могут быть востребованы. Под прогрессом здесь, как правило, понимается прогресс технологический. Например, одной из крупнейших "ошибок делового прогнозирования" считается строительство трансокеанских пассажирских лайнеров, которым многие предприниматели увлеклись после окончания Второй мировой войны. Но вскоре появилась пассажирская реактивная авиация, и новые "титаники" пришлось превращать в плавучие отели. А вот пример из недавнего прошлого: поищите в Интернете словосочетание "сланцевый газ" вместе с именем руководителя российской газовой монополии — и узнаете, что никакого сланцевого газа в "Газпроме" в упор не хотели видеть всего пару лет назад.
Читайте также:
История
Семь–восемь. Как в СССР боролись с хищениями
Кстати, об Интернете. Вспомните хотя бы картины фантастических миров из кинематографа и литературы 70–х годов ХХ века. Там есть звездолеты, но никакой Всемирной сети не просматривается.
Впрочем, почти 90 лет назад, в 1928 году, российский популяризатор науки Владимир Динзе, к слову, живший тогда в Ленинграде, опубликовал очень точный прогноз технического развития к 2000 году. Среди сбывшихся предсказаний Динзе есть, например, и электронная почта — "путем радиоэлектрического письма на расстоянии человеку удастся значительно упростить свои письменные сообщения", и смартфоны — "директору какой–нибудь фабрики уже не нужно будет садиться в автомобиль, чтобы сговариваться с кем–нибудь по важному делу. Ему достаточно будет одного телефона, чтобы вполне отчетливо увидеть на матовой пластинке нужного ему человека…" Правда, умение видеть технический прогресс не помогло профессору Динзе предсказать собственную судьбу. В 1938 году Особая тройка УНКВД Ленинградской области приговорила ученого к расстрелу.
Примерно в те же годы, когда профессор Динзе рассказывал о прообразах Интернета, архимандрит Лаврентий Черниговский пророчествовал в отношении не только технического прогресса, но и общественного. Вместо святых икон, рассказывал священнослужитель, в домах будут устроены особые "прилады для прельщения людей", по которым будут показывать новости… Вот в новостях–то и явится Антихрист! Блажен тот, кто отвернется от его богомерзкой рожи, советовал святитель Лаврентий…
Какое пророчество важнее — "общественное" или "техническое", на поиске какого образа нам следует сосредоточиться? Может быть, как советовал штандартенфюрер, просто заниматься "работой по специальности" в ожидании домика в горах или хотя бы хлеба с маслом? По этому поводу хороший пример приводит профессор Евсей Гурвич, руководитель Экономической экспертной группы, рассказывая о реализации программы создания Международного финансового центра в Москве. Так вот, все запланированное "технической стороной" этой программы было полностью выполнено, пишет Гурвич. Однако, замечает профессор, "вместо того чтобы, как было предусмотрено программой, подняться к 2018 году на 15–е место в рейтинге международных финансовых центров, наша столица опустилась на 85–е место из 88 возможных" (после Панамы, но впереди Петербурга). И причина здесь, очевидно, не в технике, не в технологиях и даже не в деньгах.
