Не с кого спросить

Трагедия с разбившимся "Ту–154" имеет все шансы стать первой катастрофой, не повлекшей никаких последствий.

Каждая авиакатастрофа — трагедия. Но некоторые авиакатастрофы вызывают в обществе особенно острую эмоциональную реакцию из–за особых обстоятельств, и тогда наблюдатели не ограничиваются выражением скорби. Разбившийся под Адлером "Ту–154", направлявшийся из Москвы в сирийскую Латакию с остановкой в Сочи, как раз из таких.

Бурная реакция

Слова "Сирия" и "военный" послужили тем триггером, который запустил в соцсетях бурную реакцию и дебаты на политические темы. Подавляющее большинство несоответствующих моменту комментариев следует списать, вероятно, на чрезмерное перевозбуждение, усиленное политическим подтекстом — как это всегда бывает в любой трагедии, где присутствует такой подтекст.
Все это уже приходилось наблюдать и раньше. Когда в Париже один за другим происходили теракты, например. Или когда под Смоленском разбился самолет с президентом Польши. И даже когда над Синайским полуостровом взорвался лайнер с туристами из Петербурга. В минуты большого напряжения политизированным блогерам особенно остро хочется увидеть себя на светлой стороне, а своих оппонентов — на темной. Как будто, когда самолет разбивается, возникают светлая и темная стороны.
Политические дебаты стоит оставить соцсетям, авиакатастрофа — это в первую очередь техническое происшествие. После каждой авиакатастрофы полагается расследовать ее и делать выводы. Погибших уже не вернуть, но можно постараться сделать так, чтобы ошибка не повторилась еще раз.

Разбор полетов

Во всех предыдущих случаях следовала административная реакция властей: начинаются тотальные проверки то аэропортов, то авиакомпаний, и, как правило, они вдохновляются призывами ограничений и запретов. Когда в прошлом году в Ростове–на–Дону разбился Boeing авиакомпании FlyDubai, Росавиация начала проверку всех лоукостеров и рекомендовала всем перепроверить и при необходимости дообучить пилотов. Крушение Boeing в Казани в 2013 году стоило лицензии авиакомпании "Татарстан". После того как в 2011 году рухнул на взлете "Як–42" с хоккейным "Локомотивом" на борту, Дмитрий Медведев потребовал уменьшить количество авиакомпаний в стране.
После каждой катастрофы частного перевозчика рынок перекраивают — перегруппировывают систему управления, отзывают лицензии, расформировывают управления Росавиации, ужесточают всевозможные правила допусков и аттестаций. Через 3 дня после того, как в Петрозаводске упал "Ту–134" компании "РусЭйр", тот же Дмитрий Медведев распорядился вовсе вывести тип самолета из эксплуатации, а компания потеряла лицензию. А после катастрофы в Казани активно заговорили о запрете на покупку устаревших самолетов из–за рубежа.
И вот что пока непонятно в истории с разбившимся "Ту–154" — это как будет реагировать государство. Будь это самолет частной компании, наверняка последовали бы привычные меры. Но речь идет о Министерстве обороны, которое может эксплуатировать устаревшие самолеты, самостоятельно проверять их состояние — что бы ни утверждали военные, проверить их нельзя — и в общем и целом не отвечать ни на какие вопросы.
У Минобороны, видимо, невозможно отозвать лицензию эксплуатанта — хотя ведомство заказывает на стороне немало перевозок, рейс в Сирию все–таки дело особенное, не каждый частник возьмется. Ведомству невозможно запретить пользоваться определенным типом самолетов, невозможно приостановить работу военного аэродрома. По крайней мере пока не слышно традиционных в таких случаях призывов что–нибудь ужесточить и как следует проверить.