Рецензия на фильм "Светская жизнь"

Журналист Андрей Архангельский о фильме Cafe Society (в русском прокате — "Светская жизнь") Вуди Аллена.

Фразу "ностальгическая трагикомедия Вуди Аллена про любовь в Голливуде с Джесси Айзенбергом и Кристен Стюарт" нужно попросту выбросить из головы. Стоит также забыть русское название фильма в прокате. Наконец, вам придется что–то сделать с собой, когда вы услышите перевод — тембры голосов, а главное, интонации напоминают ток–шоу на федеральном канале в прайм–тайм. Ищите кинотеатр, где этот фильм показывают с субтитрами или даже на языке оригинала.
Можно было бы подумать, что это брюзжание критика — но дело тут даже не в фильме Аллена. Такое ощущение, что мы всем обществом, всей страной на каком–то этапе приняли решение играть только в кубики "от двух до пяти" — и даже не заглядываться на игры, скажем, предназначенные для десятилетнего возраста. На примере фильма Вуди Аллена в российском прокате обнаруживается вещь куда более фундаментальная: наш принципиальный отказ от понимания самой сути кино.
Фильм Аллена скорее пародирует жанр комедии: это, так сказать, "комедия комедии", или пост–комедия. Попутно Аллен высмеивает "историю любви" — как ее принято рассказывать в кино; это скорее пародия на ностальгию, и в этом смысле Аллен скорее высмеивает самого себя. А Голливуд тут играет роль замшелого задника в провинциальном театре. Российские прокатчики, вероятно, тоже все это понимают — но они сознательно упрощают Аллена, в надежде, что таким образом его посмотрит больше зрителей.
О чем же фильм Аллена? Нам тут могут помочь два произведения: "Великий Гэтсби" Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и, как ни странно, "Солнечный удар" Бунина — название, увы, заслоненное одноименным кинопроизведением Никиты Михалкова. На самом деле и роман Фицджеральда, и рассказ Бунина — об одном и том же: о неуловимом. О чем–то, что случается с каждым, длится недолго, но оказывает огромное влияние на последующую жизнь. В какие–то редкие мгновения человек вдруг разом "понимает все": это может перевернуть его жизнь, погубить, а может привести к грустному пониманию мимолетности, к тому, что "все лучшее уже случилось". Это можно было бы назвать "пограничной ситуацией", как сказал бы философ Ясперс. И вот этот короткий миг между счастьем и жизнью и интересует Аллена, и описать его действительно трудно. И именно для того, чтобы отчетливее показать это неуловимое, Аллен использует опостылевшие декорации "Америки 1930–х годов" — чтобы на фоне банальности суть проступала отчетливее.
Бернард Шоу так описывал русский роман: "на протяжении 700 страниц люди ненавидят, мучают, не любят друг друга — но продолжают при этом жить вместе". Аллен счастливо сочетает проблематику русского романа и форму американской новеллы, но в сущности это о том же: почему любишь одних, а жить приходится с другими? "Любовь и семейная жизнь — это разные вещи" — неужели Аллен хочет сказать нам эту банальность? Нет. Он хочет сказать, что любовь — это парадокс. Что ею нельзя пользоваться, как, предположим, пледом. Любовь вообще не имеет материального воплощения: она только ускользает, в параметрах земной жизни она существует секунды. "Мгновения" — вот какое русское название наиболее точно передавало бы суть фильма, но, к сожалению, с этим словом у нас ассоциируется совсем другой фильм и жанр. Ну или вот "неуловимое", "неописуемое" — чем не название фильма, но и это невозможно сегодня представить в российском прокате, и это и есть самая большая проблема.