По мнению главы российского МИД Сергея Лаврова, постепенно мир признает Крым российским. Правда, кроме философских аргументов министр пока других не привел. Между тем, практика показывает, что жизнь вряд ли научит мировую общественность тому, что можно вот так просто взять и присоединить полуостров.
Министр иностранных дел России Сергей Лавров надеется, что мир рано или поздно признает вхождение Крыма в состав Российской федерации. "Это происходит постепенно — "Кока-Кола" уже признала". Жизнь заставляет", — сказал он в интервью "МК", отвечая на вопрос о международном признании Крыма российским.
Это недавно компания "Кока-Кола" опубликовала в соцсетях сначала карту России без Крыма (а заодно без Курил и Калининграда) для предновогодней рекламы, а потом извинилась и перерисовала. Большой международный успех. Теперь надо дождаться признания от корпораций Nestle, Procter&Gamble и Johnson&Johnson. Вот ведь, "Кока-колу" российские патриоты ругают, а они вон какую помощь России оказали, даже Сергей Лавров оценил.
Как говорит Сергей Лавров, сейчас в Крым "устремляются все больше европейцев, включая парламентариев и бизнесменов... чтобы увидеть своими глазами, что там происходит". Прошедший в Крыму референдум, по словам министра, "трудно отрицать" — "все, кто там побывали, говорят, что инсценировать это невозможно".
Виньетки и арабески
Вопрос референдума в Крыму — один из ключевых для признания Крыма российским. И, говоря о нем, Сергей Лавров сделал довольно свежее признание: оказывается, "американцы говорят нам на ухо: "Проведите его повторно, уже со всеми атрибутами и виньеточками! Все равно результат будет такой же, и все вздохнут спокойно!".
Из чего следует, что Вашингтон беспокоит в первую очередь процедура. Дело не столько в том, что сделано, сколько в том, как это было сделано. "Они спрашивают, почему мы его провели за одну неделю. Мы отвечаем, что была прямая военная угроза: бандиты неслись на поездах с оружием в руках с намерением выкорчевать оттуда русских", — говорит Лавров. С видимой неохотой он признает, что "сейчас можно цепляться за какие-то юридические, технические аспекты по поводу произошедшего" (то есть с юридической точки зрения все было действительно небезупречно), но на предложение "переиграть" референдум реагирует с негодованием: "Это же чистой воды лицемерие! Придираясь к этим юридическим или квазиюридическим моментам, эти же люди, откровенно игнорируя нарушение законов при передаче Крыма Украине в 1956 году, предлагают об этом не вспоминать". "Историческая справедливость — это величайший двигатель истории развития событий", — заключает министр.
Референдум в Крыму действительно прошел стремительно. Еще 27 февраля 2014 года Верховный совет Крыма предлагал спрашивать жителей лишь о расширении полномочий автономной республики Крым в составе Украины. На следующий день здание парламента было захвачено российским спецназом, и тут же депутаты решили изменить формулировку; 6 марта объявили референдум о воссоединении с Россией, и 16 марта провели. Закона о референдуме принять не успели, поэтому он проходил по сути в виде свободного опроса населения. Не было ни периода подготовки, ни формирования комиссий по подсчету голосов, ни правил агитации за и против, ни участков для голосования, ни порога явки, ничего.
Спорить, конечно, можно, но когда глава внешнеполитического ведомства считает закон "виньеточкой", а его отсутствие — техническим и "квазиюридическим моментом", это показательно. Ничего себе "придирки" — претензии к отсутствию правовой базы. Никаких поездов, на которые дважды в интервью Лавров ссылается как на данность, не существовало. Чуть дальше он и сам признает, что "в Крыму никакой кризисной конфликтной вооруженной ситуации не было". Аргументация сводится к простому "мы уверены, были морально правы, и все тут". Нет, министр, конечно, иного сказать и не мог. Но с таким подходом слона не продашь, как говорится в старом анекдоте. Ну то есть никаких подвижек в отношениях с Западом не предвидится.
Пусть жизнь научит, пусть жизнь покажет
Аргумент "жизнь заставит" следует признать несколько философским. На чем в реальности основана уверенность Сергея Лаврова, остается неясным. Министр считает, что пример Турецкой республики Северного Кипра, которая с 1974 года никем, кроме Турции, не признается, показательным не является: "Думаю, что все понимают разницу, — говорит он. — В Крыму действительно было волеизъявление народа. Там была реальная угроза захвата власти путчистами, которые объявили войну всему русскому".
На Северном Кипре вообще-то тоже был референдум, правда, о принятии конституции. То есть сначала переворот, организованный Грецией, потом вторжение турецких войск для защиты турецкого населения, гражданская война, 8 лет переговоров, декларация о независимости и уж затем референдум о конституции. Декларация о независимости Северного Кипра не была принята ООН именно потому, что была односторонней, то есть без официального соглашения с "материнским" государством.
В истории есть примеры, когда мир в итоге признает одностороннее провозглашение независимости. В результате такого шага появились, например, США в конце XVIII века. Однако в новой истории это происходит или в результате полного распада первоначального государства, как это было с частями бывшей Югославии, или после войн или восстаний за независимость (что как бы обосновывает морально право на независимость). Даже мало кому нужная Зимбабве, бывшая Родезия, избавилась от международной изоляции лишь после долгой гражданской войны. В любом случае, этого никогда не происходило после вооруженного вмешательства других государств и последующего присоединения к этим другим государствам. Это называется аншлюс, а аншлюсы в Европе с некоторых пор не любят. В середине XX века были такие прецеденты, например, в Австрии в 1938 году, там тоже был референдум, но потом все пришлось переиграть обратно после известных обстоятельств.
Другими словами, оптимизм министра разделить сложно. Пока независимость Крыма не признает Киев, о всех остальных странах можно не беспокоиться. Более реальным выглядит его согласие с тем, что санкционные войны вполне могут длиться десятилетиями. Одна надежда на "Кока-Колу".