Академическая музыка сегодня и завтра

Есть вещи, к которым мы традиционно прилагаем формулу "дано по умолчанию". Солнце всходит на востоке, реки текут в море и т. д. Так же по умолчанию дано, что культура лучше бескультурья, потому первую следует насаждать для победы над вторым.

Это, в отличие от рассвета и моря, советский предрассудок. Наследующий предрассудку досоветскому — то есть прямо воспроизводящий сложившуюся в России в XIX веке (в Европе раньше) культурную иерархию. Согласно которой в искусстве есть низкие жанры — и высокие. Или престижные — и презренные. Аристократы в партере и продвинутые разночинцы на галерке вкушают оперы, любуются балетами и внимают симфониям (как известно, в Петербург, в том числе за длинным рублем, первые мировые исполнители и композиторы не только приезжали на гастроли, но и писали на русский заказ). Плебс идет в балаган, глазеет на Петрушку и дивится на цирковых уродов.

Разумеется, аристократов, среди которых были не только искатели престижа, но и настоящие знатоки и ценители, всегда меньше. Так называемая советская власть воспроизвела эту иерархию. Несмотря на лозунг "Искусство принадлежит народу!" (мало того что неисполнимый, еще и совершенно бессмысленный: не только не может принадлежать, но ни в коем случае не должно), противопоставление "высокого" и "низкого" сохранилось. С той разницей, что его стали называть не низким, а массовым. Отправиться на симфонический концерт или в оперный театр было престижнее, чем на концерт эстрадный. (Хотя звезды эстрады пели на стадионах, то есть были уравнены с футболом: степень популярности, казалось бы, недостижимая ни для какого искусства — однако ж достигнутая.)

Что с этой иерархией сейчас? Удивительное дело: пройдя все стадии упадка, кризиса, дикого рынка, его некоторой цивилизации, времен относительного материального благополучия и т. д., она чудесным образом сохранилась и поныне. Сегодня, как прежде, сотни человек, отправляющиеся слушать симфонию Брамса, чувствуют себя избранными по сравнению с тысячами, а то и десятками тысяч, марширующими на концерт Стаса Михайлова.

У меня есть давнее подозрение: на каждое искусство природа отпускает равное количество людской любви. Но в силу того, что адептов одного искусства — миллионы, а другого — много меньше, на вторых приходится повышенная концентрация. И этим объясняется феномен балетомании, буквально культа некоторых певцов, скрипачей и дирижеров. Другое подозрение: сами деятели академических искусств, длительное время сталкиваясь с культом себя, уверяются: так было — и так будет. Иерархия нерушима. "Высокое" навсегда превозвышено в человеческих сердцах, а потому оно должно быть почитаемо, обласкано и, само собой, хорошо оплачено.

Эту точку зрения деятелям искусств не удалось внушить чиновникам средневысокого звена: финансирование культуры предусмотрено в размере 0,7% бюджета. Зато отдельным деятелям удалось внушить ее чиновникам высшим — и отдельные культурные институции получают деньги на реконструкцию старого, строительство нового, гранты и прочие преференции. Все логично — дано по умолчанию: высокие поддерживают высокое. И вообще опера / балет как были, так и остаются витриной государства.

Что мы имеем в результате хотя бы в Петербурге?

Исторически существующие Большой и Малый залы филармонии роскошно отреставрированы и вмещают, соответственно, около 1500 и 400 человек. Исторически существующую капеллу также отремонтировали, мест там около 800. И в историческом Михайловском театре учинили знатный ремонт, мест под 900. Наконец, Мариинский: в старом здании, округляя, 1650, новопостроенные Мариинка–2 — 1920 и Концертный зал — 1089. Итого, даже если не считать музыкальные театры "Зазеркалье" и "Санкт–Петербургъ Опера", зал Дворца Белосельских–Белозерских, Смольный собор и прочие площадки, где играют–поют–танцуют в академических жанрах, получается, что ежевечерне эти самые жанры должны собрать около 8260 человек.

Не собирают. Такого количества любителей опер, балетов, симфонических и камерных концертов среди горожан и приезжих нет. Предложение очевидно превышает спрос. Что бы деятели искусств, возглавляющие храмы Высокого и Прекрасного, ни думали на этот счет, их директора и главные администраторы каждый день видят отчет о продаже билетов. Устанавливаемые Министерством культуры и комитетом по культуре нормы заполняемости залов вроде выполнены, но это температура по больнице. Например, в филармонии план 70%, что означает: один концерт идет с аншлагом, на второй собралось ползала, средняя цифра — искомый показатель. Администраторы, надо отдать им должное, не сидят сложа руки, не пускают ситуацию на самотек, но разнообразно крутятся. Скажем, в той же филармонии установлена гибкая система скидок перед концертом, по заявкам всевозможных организаций, объединяющих людей пожилых и / или недостаточных, пускают за символическую плату. Кроме того, как оказалось, психология покупателя билета ничем не отличается от психологии просто покупателя: если сразу поставить цену 1 тыс., продажа идет куда хуже, чем когда изначальная цена — 2 тыс., а потом объявляется скидка 50%.

В концерне "Мариинский театр" другая хитрость: билет на балет стоит, условно, 5 тыс., но если вы берете в нагрузку билет на концерт по 500 рублей, балет вам продадут за 3 тыс. То есть вы покупаете вожделенный балет за 3500 вместо пяти, концерт при этом многие просто игнорируют. В нагрузку, как ни прискорбно признавать по отношению к этому любимому детищу маэстро Гергиева, идет значительная часть афиши Концертного зала. И опять–таки пенсионеры–ветераны–преподаватели–студенты и т. д. имеют возможность ходить в КЗ МТ задешево. (Что, безусловно, служит увеличению в мире количества добра.)

Это достаточно нехитрые маркетинговые уловки, но есть вещи психологически более сложные. Несколько лет назад на фестивале Валерия Гергиева "Звезды белых ночей" внезапно, буквально за несколько дней до его даты, объявился концерт с участием лучшего тенора мира Йонаса Кауфмана. В Концертом зале аншлаг. В этом году приезжает гениальный дирижер Кристоф Эшенбах — и Мариинка–2 полупуста. Казалось бы, кто знает и ценит Кауфмана (то есть действительно квалифицированные слушатели, а не поклонники Трех теноров), должны ценить и Эшенбаха — ан нет. Тот же Кауфман поет в Большом зале филармонии на прошлом фестивале "Площадь Искусств" — остались не до конца проданы билеты не только по 5, но и по 2 тыс.

Недавно в Большом зале выступал дирижер Теодор Курентзис со своим пермским оркестром Musica Aeterna, билеты за те же 2–5 тыс. — яблоку негде упасть. Опять–таки очевидно, что публика Кауфмана и Курентзиса одна и та же: искушенная, но парадокс налицо.

Чем обусловлен и как управляется интерес слушателей? Эта проблема еще ждет своего исследователя. Пока же с очевидностью можно утверждать вот что.

В Musica Aeterna работают лучшие инструменталисты своего поколения, они поехали в Пермь вслед за Курентзисом, руководствуясь не только творческими, но и материальными резонами. Щедрое финансирование дало возможность скрупулезнейшим образом (а Теодор работает именно так) заниматься исключительно творчеством, не думая о том, как бы халтурами прокормить семью. В результате создан продукт такого качества, что слух о нем прошел по всей Руси великой. То есть к хорошо знакомым именам, собирающим зал десятилетиями, как Юрий Темирканов, прибавилось новое — Курентзиса. Или имя пианиста Григория Соколова обеспечивает переаншлаг много лет — но теперь с аншлагом идут и концерты свежеиспеченного лауреата Конкурса Чайковского Люки Дебарга, доселе никому не известного.

Не оправдались пессимистические прогнозы насчет того, что старая советская филармоническая аудитория иссякнет естественным путем, а новая не родится. Статистики, кажется, нет, но, судя по эмпирическим наблюдениям, молодежи на концертах типа Musica Aeterna или Дебарга предостаточно. Важно, чтобы такие концерты случались. Условий для этого всего два: талантливые высокопрофессиональные музыканты и деньги — федеральные, региональные или спонсорские. А лучше все сразу.