Рецензия на фильм "Милый Ханс, дорогой Петр" Александра Миндадзе

Май 1941 года. На советском заводе трудится группа немецких инженеров — в рамках военно–технического сотрудничества между СССР и Германией. Трое мужчин, женщина. Работают над созданием оптического стекла — впоследствии мы узнаем, что это линзы для армейских биноклей; но пока это лишь технологическая проблема, производственная драма. Стекло не выходит, крошится. Надо больше давления. Больше и больше. Четверо немцев чинно усаживаются за столом, поздний ужин: «Еще супа? Еще хлеба? Передай салфетку, Ханс, будь так любезен». Через минуту они будут лить друг другу шампанское в суп, чуть не швырять друг в друга тарелками, неприлично орать и резко вставать из–за стола. Тревожная атмосфера — в дому, в обществе, в мире —накануне глобального ужаса. Медленно вплывают в кадр железнодорожные платформы — там, вместе с безмолвными рабочими массами, вместе с рабочим Петром — колышутся единообразно, в такт движению, эти четверо. Всего через месяц здесь будет война, а сейчас все они — часть заводской среды, часть единого унылого пейзажа.

Они еще не фашисты, они еще люди. Режиссер Миндадзе фиксирует момент «до» — до расчеловечивания, до озверения. У нас до сих пор не принято снимать психологическое кино о врагах; враги в наших фильмах, как правило, деперсонифицированы; враги — это цепь автоматчиков в касках; враги — это набор штампов в офицерских фуражках. Просто зло, с черепом и костями.

Но ведь что–то сделало их злом. Как–то ведь они стали этим злом. Как? Советское кино об этом не задумывалось — в лучшем случае враг закрывал руками лицо, и плечи его сотрясал глухой плач. Российское кино, правда, пробовало посмотреть на них иначе, изнутри — например, в фильме «Последний поезд» Алексея Германа–младшего. Но в последние годы эти попытки опять смыло потоком реконструкторского, батального кино — где танки, взрывы и крики «ура».

Фильм Миндадзе о том, как люди превращаются во врагов.

Это даже не «военное кино», не «предвоенное » — это общечеловеческое кино. Оно о том, как людям тяжело жить — любым людям; как они мучаются от неразрешимых проблем, сходят с ума, падают и встают, теряют терпение, плачут, смеются. Как это сложно терпеть, это давление жизни; как тяжело ее, жизнь, кряхтя, волочь на себе. Любая человеческая жизнь упирается в глухую стену — и надо самому искать проем или просвет. И в какой–то момент людям приходит в голову, что война может стать оптимальным решением — решением всех проблем вообще. Единым махом, разом. Жизнь — это сложно, война — это просто. Вот так, постепенно, война начинается — в головах. Не в генеральских кабинетах — в головах конкретно этих четверых, точнее, троих (один из них вскоре предпочтет броситься под поезд, именно чтобы «не ходить строем»). Германия 1940–х — это не что–то абстрактное. Германия — вот эти четверо, а затем трое. Война — в головах.

Прокатная судьба фильма Александра Миндадзе «Дорогой Ханс, милый Петр» до сих пор неясна. Эта история началась еще в 2013 году: тогда, еще на этапе сценария, Минкульт РФ отказался финансировать проект из–за «несоответствия исторической достоверности», позже картину финансово поддержал Фонд кино. Недавно фильм показали на Московском кинофестивале — для той узкой и специфической публики (критиков), которая знала о фильме и следила за его судьбой. То есть формально никто ему не препятствует. Однако есть подозрения, что если фильм и выйдет, то в ограниченном прокате (в наших условиях это означает два–три кинотеатра в обеих столицах и еще два–три — в регионах). Это объяснят практическими соображениями: «это авторское кино, оно рассчитано на специфическую аудиторию, большинству людей такое кино неинтересно, невыгодно» и т. д. Это замкнутый круг: как узнать, интересно ли такое кино публике или нет, если его не показывать — или показывать крайне редко?..

За таким нетипичным, редким кино приходится охотиться специально. Однако это стоит сделать — хотя бы для того, чтобы понять, как война охотится за нами. За каждым из нас.